Ничей ее монстр. Ульяна Павловна Соболева
этот проклятый номер. Они позвонят сами, когда все будет кончено. Я на повторе слышал ее слова. Постоянно одни и те же слова, как на автоответчике.
«Если ты это сделаешь, я убью себя. Я перережу себе горло. Я буду ненавидеть каждую букву твоего имени. Пожалуйста, не надооо. Ну не надо. Пожалееей нас. Дай мне уйти. Захар… я ведь так люблю тебя… люблю тебя. Не убивай. Он маленький, такой маленький».
Это ты маленькая и очень глупая девочка. Все ради тебя. Плевать, что со мной происходит. Отправлю тебя учиться, устрою твое будущее. Забудешь все, как страшный сон. Да, ненавидь меня. Ненавидь каждую букву моего имени. Вряд ли ты сможешь это сделать лучше и сильнее, чем я сам.
Я презирал себя в эту секунду так сильно, что мне казалось, я слышу скрип собственных костей и натяжение напряженных до предела сухожилий. Просто вытерпеть, не думать о том, что там происходит. Абстрагироваться, как это получалось всегда раньше. Это не ребенок… это нечто ужасное, нечто исковерканное по чьей-то дикой прихоти и уродливое, как и все, что я посмел испытывать к моей Лисичке. А потом опять ее слова в голове, и мне выть хочется раненым зверем. Дикие мысли о том, чтобы забрать ее оттуда, увезти куда-то, и никто бы не узнал… а вдруг ребенок не родится с генетическими уродствами? Вдруг… Не бывает в этом мире никаких вдруг! Никаких проклятых вдруг! Удача и чудеса – это всего лишь миф для идиотов. Наверное, я заслужил всю эту тьму, весь этот дьявольский карнавал уродливых открытий. Слишком много дерьма я совершил в своей жизни.
Утро так и не наступало, и время тянулось, как резина. И все эти часы я варился в адской магме. Я представлял, как она там кричит и плачет, и метался по кабинету, нарезал круги словно в клетке. У меня все переворачивалось внутри, и я несколько раз хватал сотовый и швырял обратно на диван. Нет! Ничего я не сделаю! Ничего не изменю! Породить на свет существо больное от такой отвратительной связи – это верх трусости и эгоизма. Ничего. Это всецело на моей совести. Лисичка никогда не узнает. К утру я был похож на мертвяка, восставшего из могилы. Из зеркала на меня смотрел зомби с черными провалами вокруг глаз. Меня слегка пошатывало, но не от алкоголя. Я запретил себе пить в эту ночь. Я хотел не притуплять боль. Я хотел, чтоб меня раздирало ею так же, как и мою девочку. Потому что всю эту боль заслужил только я, а не она… а расплачиваться все же пришлось именно ей. Я лишь вынес приговор и заставил всех привести его в исполнение.
Сотовый зазвонил в руках, и я хотел рявкнуть в него, но практически не услышал свой голос:
– Захар Аркадьевич… мы… она сбежала.
– Куда? Когда? – крик хриплый, сорванным воплем.
– Ночью!
– НАЙТИИИ! – взревел, хватаясь за спинку кресла.
– Уже нашли!
– Говори где? Я выезжаю! Чтоб с места не сдвинулась. Стеречь, как сторожевым псам, до моего приезда!
– Она… она мертва, Захар Аркадьевич.
– Что?
Что он несет, этот идиот? А дышать уже нечем, и пальцы раздирают воротник рубашки, царапают горло.
– Она сбежала на такси… они зачем-то