Прокурор. Анатолий Безуглов
если команда выиграет, – улыбнулся Алексей Фомич. – Болельщики готовы на руках носить…
В парной чудодействовал банщик дядя Петя, как представил его Чибисов. Лет пятидесяти пяти, жилистый, он прежде всего развеял пар, методично размахивая березовым веником, начав от пола и беря все выше и выше.
– Баня любит равномерный жар, – пояснил он, когда Раупс поинтересовался, что такое делает банщик.
Затем все полезли на полок. Дядя Петя поддал шайку воды в печь. Помещение наполнилось ароматом послегрозового луга. Альгис Янович, у которого был до всего интерес, спросил, не секрет ли, от чего такой запах.
– Отчего же секрет, – ответил банщик, охаживая березовым веником Бархатова. – Кладешь в воду липовый цвет, ромашку, душицу, мяту… Ежели хочешь, чтобы особый дух был, медку пчелиного не пожалей…
Банщик был словоохотливый. Обрабатывая гостей одного за другим, попутно рассказывал о премудростях банного дела, о том, что мыло лучше не тереть на мочалку, а взбить отдельно пену; что вода, где замачивается веник, – наипервейшая штука для мытья головы, а чрезмерно поливать камни из шайки негоже: печь, как он выразился, «запурхивается и не может быстро прийти в себя».
Перейдя к массажу, дядя Петя прочел прямо-таки небольшую лекцию, достойную врача. Руки, по его словам, надо массировать от кистей до локтя – кровь, значит, поднимать. И ноги так же – от стопы вверх…
– Гаврилыч, – спросил Бархатов, когда банщик уверенно управлялся с его тучным телом, – ты, случайно, в Москве в Сандунах не бывал?
– А как же, бывал… Учился, можно сказать…
– Сразу почувствовал! Школа. Митина не знавал? Любимец «Спартака».
– Василия Семеныча! – с благоговением произнес банщик. – Ежели у меня, к примеру, какой-то разряд по этому делу, то Митин, считай, гроссмейстер среди банщиков был…
И они добрых полчаса вспоминали Василия Семеновича, его золотые руки.
После парной все ныряли в озеро, кроме Чибисова, который боялся разбередить свой радикулит. А затем были препровождены Геной в один из домиков, где ждал накрытый стол с закусками. Подавала им пожилая неразговорчивая женщина, как выяснилось – жена дяди Пети.
Когда закусили, жена банщика вошла в комнату с блюдом, на котором веером были разложены шампуры с кусками жареного, исходящего паром мяса.
– О! – воскликнул Альгис Янович. – Еще одно чудо!
– Как вы смотрите, дорогие москвичи, чтобы перейти на коньячок? – спросил довольный Чибисов, берясь за бутылку с золотистой жидкостью. – К шашлычку? Тем более – армянский, марочный, ереванского разлива…
Никто, естественно, не отказался. Подняли рюмки за здоровье гостей, потом пили за хозяев, за будущее Зорянска, за мага и волшебника парилки дядю Петю… За столом вконец установилась непринужденная, веселая атмосфера. Все перешли на «ты».
– Ей-богу, Глеб Артемьевич, к таким, как ты, приятно приезжать, – говорил Бархатов, блаженно откинувшись на спинку стула. – План у тебя в порядке, жилье строишь, о культуре заботишься…
– Мало