Рассвет. Олег Кожин
но все окончательно подтвердилось только сегодня. Снова с четверга на пятницу.
Есть дурацкое суеверие, что сны, увиденные в такую ночь, непременно сбываются. Чушь собачья, заявляю ответственно. Два года осознанных сновидений не дадут соврать. Ни разу ничего не сбылось. Зато благодаря этой бабкиной примете я наконец заметил цикличность. Пролистал старые записи – так и есть: чаще всего «Мама» приходит именно с четверга на пятницу. Уж не знаю, с чем это связано.
Я пытался вызывать этот сон в другие дни – впустую. Не помогла даже полная осознанность действий. Образ мамы словно заключен в этом диковатом отрезке, похожем на сцену из фильма ужасов. Он приходит, когда пожелает сам, и, я думаю, это не случайно. Сегодня он приходил снова.
Снилась мама. Странно, я ведь почти не помню, какой она была, только по фотографиям. Ее мимика, пластика движений – все давным-давно стерлось из памяти. Однако во сне движения и эмоции конструировались убедительно и достоверно.
Заметки на полях:
Т. е. будь мама жива, уверен, она бы двигалась и говорила именно так.
Мы снова находились в каком-то госпитале. Так я прозвал эту локацию. Именно госпиталь – такое слово приходит на ум при виде старых стен, вытертого тысячами ног кафеля и накрытых простынями тел на громоздких металлических каталках. Даже запах лекарств, формалина и разложения наталкивал на мысли о том, что это какое-то место из прошлого. В современных больницах пахнет иначе. Уж я-то знаю.
Заметки на полях:
Еще одна интересная деталь: обоняние работало на полную.
Настолько, что, пробудившись, я еще некоторое время очень явственно ощущал неприятные ароматы госпиталя.
Это первый сон, в котором я реально почувствовал запах.
Интересно, что об этом скажет Лаберин?
Мама выскочила из ниоткуда, изрядно напугав меня. Совсем молоденькая, всего на пару лет постарше, чем на последнем фото. Простоволосая, в больничной сорочке, похожая на призрак. Живот большой, мама вот-вот разродится, но во сне мне никак не удавалось вспомнить кем. У меня есть брат? Или сестра?
– Антон! Вот ты где!
Паника на ее лице уступила место сосредоточенности. Мама схватила меня за руку – больно, я зашипел от неожиданности – и вскрикнула. Долго, невероятно долго она смотрела на меня: ощупывала взглядом, казалось, готовая в любой момент сорваться испуганной ланью, бросив меня одного в этом жутком месте.
Вероятно, испуг отразился на моем лице. Мама отбросила сомнения и потащила меня на улицу. Она тоже была чем-то сильно напугана. Впрочем, неудивительно. У меня самого от этого места: мрачных коридоров, удушливых запахов, накрытых каталок, стоящих вдоль стен, – мурашки ползли по спине.
– Держись крепче! Не выпускай мою руку! Слышишь? Ни за что не выпускай мою руку!
В зеркале у пустого гардероба я поймал свое отражение. Маленький взъерошенный воробушек, только что очнувшийся ото сна. Лет пяти, от силы шести. Крохотная ладошка тонет