Вечное небо казахов. Зира Наурзбаева
этот род-тотем мог самовоспроизводиться, возрождаться, необходимо сосредоточить в одном месте жизненную силу рода в виде костей умерших его членов, это своеобразное семя рода.
Вообще говоря, тюрки – охотники, скотоводы и воины, хорошо знавшие устройство тела человека и животного, – создали особый анатомический код для описания не только родственных отношений, но и мира в целом. В качестве примера можно упомянуть широко известное «бауыр» – «печень», «кровный родственник», «кости» юрты – ее деревянный остов. При анализе эпоса «Кобланды» мы продемонстрируем символизм слова «туяқ» – «копыто» в значении «отпрыск», «наследник рода». Казахские распространенные выражения «қабырға қайысу» (букв. «ребра вогнулись» – о горюющем человеке), «қабырға майысу» (букв. «ребра выгнулись» – о беременной женщине), «буыны қатқан жоқ» (букв. «суставы не отвердели» – о подростке, чье формирование не завершено), «омыртқасы жеткен жоқ» («позвоночник не вырос до конца» – также о юном существе) – это все наше духовное наследие, в контексте которого творение Евы из ребра Адама у семитов-скотоводов выглядит вполне закономерным.
В работе «Мифоритуальные основания казахской культуры» мы доказывали, что тотем – это не просто животное-родоначальник, а форма осмысления мира, космоса. Расчленение жертвенных животных использует анатомический код как для оформления социальных структур, когда род осмысливается как единое тело, так и для оформления пространственно-временной структуры вселенной. Вообще говоря, идея жертвоприношения, так же как идея возникновения вселенной из расчлененного тела жертвы, очевидно, возникает именно в среде скотоводов. Поэтому в Библии Бог принимает агнца, принесенного в жертву скотоводом Авелем, но отклоняет растительную жертву земледельца Каина.
Гуманистический психолог Э. Фромм с немалой долей ужаса и весьма пристрастно обсуждает особый тип насилия – «архаическую жажду крови. При этом речь идет не о насилии психопата, а о жажде крови человека, который полностью находится во власти своей связи с природой…Речь идет об опьянении жизнью в своей крайне архаической форме; поэтому человек, после того как он достиг на этой архаической почве соотношения с жизнью, может вернуться к высшему уровню развития, а именно к утверждению жизни через собственную человечность. При этом следует здесь иметь в виду, что эта склонность убивать (уравновешенная готовностью быть убитым. – З.Н.) не то же самое, что любовь к мертвому. Кровь тождественна здесь эссенции жизни» [106].
Эту тему мы подробнее рассмотрим в статье о теме смерти в жизни и искусстве воинской касты, здесь же хочется просто отметить: смерть и погребение в земле как возвращение к матери и возрождение к новой жизни – это земледельческий архетип, так в земле умирает и возрождается зерно, этот архетип прослеживается и в культуре наших предков: древние погребения в позе зародыша, сказки, в которых главный герой должен зарыть в землю кости животного-покровителя,
Фромм Э. Душа человека. М., 1998. С. 43–46.