Танго у ростральных колонн. Дарья Щедрина
лице.
– Пойду сполосну, – пробормотала она сдавленным голосом и убежала в дом.
Но мне было не до Василисы. Меня распирало от возмущения.
– Почему ты так уверен, что пройдет? А вот не пройдет. Возьму и женюсь! Получается, что Косте можно, а мне нельзя? Что за дискриминация?! Чем я хуже него? Почему вы вообще не воспринимаете меня всерьёз?
Мое возмущение, подогретое отцовской наливочкой, продолжало бурлить и клокотать. Женская половина семьи цыкнула на Костика, велев ему замолчать и не злить брата, а меня стали благоразумно успокаивать, подливая в чашку чай и суля достать из кладовки какое-то необыкновенное мамино варенье, спрятанное для особого случая. В кладовку отправили отца, но он вернулся и растерянно развел руками.
– Не нашел, Наташа, – признался он с виноватым видом.
– Да ну тебя! – мама махнула на него рукой, и сама отправилась на поиски варенья.
***
Наталья Алексеевна перебрала все полки в кладовой, но нужной баночки не обнаружила. «Куда же я его поставила? – Думала она, нахмурив в задумчивости лоб. – Может быть в кухне на полочке?»
Подходя к кухне, она услышала из-за двери тихие, прерывистые звуки, будто скулил брошенный щенок. Щелкнув клавишей выключателя, Наталья Алексеевна успела заметить торопливое движение в углу за посудомоечной машиной, но непонятные звуки стихли.
– Кто тут? – спросила она, насторожившись и заглянула за посудомойку.
В углу, сжавшись в комочек, сидела Василиса и хлюпала носом.
– Василиса, девочка моя, ты плачешь? – Наталья Алексеевна присела прямо на пол рядом с рыдающей девушкой и привлекла ее к себе, ласково обняв и поглаживая по вздрагивающим плечам. – Что случилось?
Вася только всхлипывала и мотала головой, размазывая слезы кулаком по лицу.
– Ты из-за Андрея? – Вдруг поняла Наталья Алексеевна и ахнула. – Да ты влюблена в него, девочка… А он знает?
– Что вы, нет! – Всхлипнула девушка. – Я ему никогда не скажу. Я ж для него Васька, что-то вроде домашнего животного.
– Ну, что ты, душа моя, не говори так, – Наталья Алексеевна с состраданием смотрела на свою юную соседку. Очень хотелось утешить, ободрить, но как? – Даже не знаю, что тебе сказать, девочка… Утешит ли тебя то, что у Андрейки все еще десять раз переменится? Он же художник – натура увлекающаяся. Гарантировать не могу, но верю, что когда-то и он повзрослеет, разберется в самом себе и начнет отличать золото от простой мишуры. Вот тогда то, может быть, он увидит, какая ты у нас красавица, умница, какое у тебя золотое сердечко.
Василиса подняла на Наталью Алексеевну заплаканные глаза и горько улыбнулась:
– Самое главное в этом «может быть». А ведь может и не быть, может никогда не быть. Зачем все это, тетя Наташа, я ведь не хотела, все само как-то получилось…
– Ну, не плачь, не плачь, девочка, – Наталья Алексеевна прижала Василисину голову к своей груди