«Второй войны я не выдержу…» Тайный дневник 1941-1945. Лаврентий Берия
информация от особистов уходила не в НКО и не в Генштаб, а в НКВД, в структуру которого входили Особые отделы. Иными словами, полная, точная, нелицеприятная, то есть объективная информация уходила к Берии. А уж Берия объективно информировал Сталина. И вполне мог что-то записать при этом в личный дневник. И, скорее всего, записал. Вот почему хрущёвцам и здесь нужны были в дневнике лакуны.
С другой стороны, это особое знание Берии, обусловленное его особым системным положением, не могло не вызвать у Хрущёва скрытого раздражения, лишь усиливающегося от того, что внешне он находился с Берией в отношениях чуть ли не приятельских.
Как видим, тайная ненависть Хрущёва к Берии, возникнув, скорее всего, после начала войны, в ходе войны могла лишь окрепнуть.
И наверняка крепла.
Придёт время, и этот фактор тоже окажется для судьбы Берии роковым.
27/V–42
Коба работает как всегда, но видно, что переживает. Подвели Тимошенко и Хрущев. Крепко подвели.
Последнее время у Кобы все время бываю с Георгием[65]. Вячеслава нет, Коба говорит, вы теперь мне главная опора. За этот время мы с Георгием крепко сошлись.
Кручусь хуже как год назад. Кручусь по всем линиям. Коба снова никому не верит, требует, чтобы я каждый день готовил данные по донесениям фронтовых Особых Отделов. Говорит, только от чекистов правды и добьешся (так в тексте. – С.К.). Василевский тоже похвалил. Говорит, ваши Особисты, Лаврентий Павлович, очень нам помогают. Войска не всегда доносят правдиво, а ваши люди информируют точно. Спасибо.
Наконец оценил. Думают, мои ребята только телеги на них пишут. А сами без них как слепые котята. От Селивановского[66] получаю сводки два, а то три раза в день[67].
Хреновые дела.
30/V–42
Сегодня впервые увидел Хрущёва[68]. Был у Кобы. Я его не узнал, лица нет, черный. Скрутило мужика. А подумать, сам виноват. Сказать, обидится. У Мыкыты чувства юмора нет, это я давно знаю. У него юмор амбиция заменяет. А так он товарищ неплохой, мы с ним дружим. Но сейчас лучше не подходить. Он глянул на меня кисло. Даже показалось, зло глянул. Ну, ладно.
9/VI–42
Время пролетает. Каждый день у Кобы, Георгий тоже[69]. Когда был Вячеслав, Коба меньше дергал, а тут на всех совещаниях сидишь. Устаю. Хорошо, Вячеслав уже скоро должен прилететь.
12/VI–42
Вернулся Вячеслав[70]. Коба говорит, было бы другое время, встретили бы как героя из перелета[71]. Рассказывает интересное. Говорит, Америка, это сила. Говорит, знал, что богатая страна, но такого увидеть не ожидал. Хорошо живут, нам так не скоро жить.
А так ничего особого не привез. Главное, Второго фронта не будет. Х…ево нам придется. Они там шоколад нормируют, а у нас хлеба не хватает. Ну, нет так нет. Придется самим[72].
Эту запись в личном дневнике Л.П. Берии я
После отлёта В.М. Молотова 19 мая 1942 г. на переговоры с англосаксами Сталин совещался с Л.П. Берией и Г.М. Маленковым, не принимая в разговор никого более, 20 мая, 21 мая, 23 мая, 24 мая, 25 мая 1942 г. В ночь с 26 на 27 мая они вышли из сталинского кабинета последними вместе с Ворошиловым – в 0.35. С 19.00 до 20.30 они принимали участие в заседании Политбюро, где кроме них были Щербаков, Андреев, Каганович, Микоян, Вознесенский и Калинин. Затем все, кроме Берии, Маленкова и Ворошилова, ушли, и Сталин провёл совещание с военными.
28 мая, 1 июня, 2 июня, 4 июня 1942 г. Берия и Маленков были единственными, кого Сталин задерживал тогда, когда остальные уже покидали его кабинет… Особенно в 1942 г. это стало достаточно обычной практикой: совещания Сталина только с Молотовым, Маленковым и Берией.
Селивановский Николай Николаевич (1901–1997), один из руководителей органов государственной безопасности. В 1930 г. окончил Высшую спецшколу ОГПУ, работал в Особых отделах. С октября 1941 г. начальник Особого отдела Юго-Западного фронта, с августа 1942 г. начальник Особого отдела Сталинградского фронта. При министре ГБ В.С. Абакумове был 1-м заместителем министра ГБ. Пользовался доверием и Абакумова, и Берии. В июне 1953 г. переведён в запас.
Эта фраза подтверждает, что наиболее точную информацию о развитии ситуации под Харьковом имел Берия, а уже через него – Сталин.
Хрущёв, приехав с фронта, был на совещании у Сталина незадолго до «своего» наступления – 29 апреля 1942 г. В следующий раз он появился там же, на совещании, уже после катастрофы – 30 мая 1942 г. Тимошенко же вошёл в кабинет к Сталину лишь 20 июня 1942 г.
Г.М. Маленков вместе с Л.П. Берией во время войны образовали наиболее, пожалуй, слаженный тандем в ближайшем окружении Сталина. Только Молотов в первые два года войны проводил в сталинском кабинете времени больше, чем Маленков и Берия.
Молотов вернулся после полёта в Англию и США. См. запись от 14 мая 1942 г. и комментарий к ней.
12 июня 1942 г. Молотов вернулся из Вашингтона в Москву, перелетев океан с посадками на Ньюфаундленде, в Исландии и Англии, и с пересечением на большой высоте линии фронта уже над нашей территорией.
См. комментарий ниже.