«Засланные казачки». Самозванцы из будущего. Герман Романов
оказалось в самом дальнем углу строения, за высокой кучей складированного кем-то навоза – то ли овечьего, то ли конского, либо всего вперемешку, тут надо разбираться в скотине. Чего Александр, хоть и не был горожанином балованным, но, понятное дело, в темноте, по одному только запаху, не умел.
Зато он знал, что высушенный навоз хорошо горит и дает немалое тепло. Значит, дело за малым – выломать несколько жердей, нарубить, сложить костер и запалить, благо зажигалка в кармане бекеши имелась, а потом наковырять шашкой естественного топлива из замерзшей кучи и потихоньку подкладывать в пламя, ибо огонь для них сейчас был важен, как никогда, – это жизнь!
Родион Артемов
– Ап-чхи!
Отвратительный запах потянуло в ноздри ядовитой змеею, и Родион чихнул от всей души и очнулся – тело было деревянным, как дите у папы Карло, причем правую нижнюю конечность засунули явно в костер, дабы изготовить чечевичную похлебку.
– И тебе не хворать! – словно со стороны донесся знакомый голос, и ногу перестали терзать болью.
– Ты чего творишь, Саныч? – просипел, шлепая обветренными, потрескавшимися губами, Родион и тут вспомнил все, что с ними приключилось за последние часы.
Он непроизвольно застонал от приступа боли – ступни словно кололи раскаленными иголками.
– Ноги твои кое-как растер, уже думал, что отчикают врачи твои «лапти», как «Настоящему человеку». Оперу такую про него слышал? Гангрена, гангрена, ему отрежут ноги! – жутко фальшивя, пропел Пасюк, и Родиона скривило – его музыкальный слух выпускника престижной московской Гнесинки такое исполнение прямо-таки корежило, как ржавый лист жести на прохудившейся от дождей и времени крыше.
– Вроде покалывают…
Только сейчас тьма перед глазами чуть-чуть расступилась, и в розоватых отблесках он увидел силуэт приятеля.
– Сапоги свои на тебя надел, паря. Но носки твои сдернул, а то мне свои ноги тоже дороги… – Пасюк закашлялся от дыма, задутого порывом ветра в их сторону, – как память. А ты уж больше «кирзачи» на такие выезды не надевай. Одно дело на Набережной около Царя или у Похабова пофоткаться, а другое… Сам, поди, уж понял! В сугроб засунуть ноги и то теплее будет!
– Ага. Спасибо, – только и нашелся, что сказать в ответ подхорунжий.
В городе унты или теплые сапоги были совсем ни к чему, действительно, казаки приезжали на мероприятия, устраиваемые войском, на своих машинах, многие вообще «по-гражданке», переодеваясь в форму уже на месте. Да и эти самые мероприятия происходили до чрезвычайности редко и нерегулярно. Казаки присутствовали, так, разве что покрасоваться на 9 Мая или на устраиваемых чиновниками псевдонародных гуляниях с привлечением реестровых в качестве колоритного антуража, как в последние разы, что он участвовал: около памятника Александру III на День города, да на открытии памятника основателю Иркутска атаману Похабову.
Понятно, что под цивильное у него имелись теплые спортивные