Русский Зорро, или Подлинная история благородного разбойника Владимира Дубровского. Дмитрий Миропольский
под стать!
Гости почли за благо сохранить молчание и стояли молча, пытаясь унять дрожь в ожидании, чем решится дело.
– Выпустите, – всхлипывал Спицын, – ни словечка больше не скажу без воли вашей, клянусь!
– Сказано в Писании: «Не клянись!» – С этим суровым назиданием Кирила Петрович отомкнул замок, и обессилевший помещик вывалился из комнаты в коридор, явив гостям оборванную сзади полу кафтана и клок подштанников, нескромно торчавший из прорехи. Так пугнул Троекуров болтуна и остальных проучил, чтобы навсегда отбить у них охоту к покушениям на смелые разговоры. Дубровский один остался вне общего закона…
…и виделся со старым товарищем что ни день. Их имения разделял густой лес, который начинался за полями Троекурова и принадлежал Дубровскому. Сверх того, владел Андрей Гаврилович скудным наделом пахотной земли да деревенькой с семьюдесятью душами крепостных – вот и всё богатство. Притом был он таким же завзятым охотником, как и Кирила Петрович. Тот сразу признал в соседе родственную душу и со вниманием прислушивался к его метким рассуждениям об охоте.
Троекуров никого из уездных помещиков не удостоивал своим посещением, но запросто являлся теперь в домишко бывшего сослуживца. Андрей Гаврилович тоже оттаял: будучи почти ровесниками, рождёнными в одном сословии и воспитанными одинаково, они с Кирилой Петровичем отчасти сходствовали и в характерах, и в наклонностях. К тому ещё за беседами под перезвон рюмок выяснилось, что оба женились по любви, давно уже овдовели и у обоих есть по ребёнку. Троекуров, тронутый этим нечаянным совпадением, объявил однажды:
– Слушай, брат Андрей Гаврилович! Коли в твоём Володьке будет путь, так отдам за него Машу, даром что он гол как сокол.
– Нет, Кирила Петрович, – покачал головой Дубровский. – Не жених он Марии Кириловне. Мой Володька путный, грех жаловаться… Только бедный. Лучше уж ему жениться на такой же бедной дворяночке, да быть главою в доме, чем сделаться приказчиком избалованной бабёнки.
Скажи это любой другой, и Троекуров немедля рассвирепел бы. Но Андрея Гавриловича по старой дружбе он тут же простил, намереваясь вскорости возобновить разговор.
Глава VIII
Тем временем Дубровский-младший ни сном ни духом не ведал о том, что в застольях под Раненбургом решается его судьба, и славно провождал дни в Петербурге. Рука заживала, полковой лекарь делал последние перевязки; рукою Владимир Андреевич владел уже свободно.
Фантазия его не иссякала – для товарищей своих поручик выдумывал всё новые забавы, одну рискованнее другой. После катания на похоронной шлюпке повесы взяли обычай с оглушительными криками носиться галопом по городу на пожарных каретах – в сертуках без эполет и в голубых вязаных шерстяных беретах с серебряными кистями. Ещё они устраивали засады в женских купальнях; пробирались на дачи, где жили актрисы французского театра…
…и теперь предложил Дубровский наведаться в палисадник одной хорошенькой дачки к знаменитой