Лики памяти. Светлана Нина
произнесенное в укромном местечке городского парка:
– Ты, наверное, меня убьешь.
Ее глаза, прежде такие искрометные, почудились ему пустоватыми. Из Инны как-то разом ушла сердечность, которая парализовала его в первые их встречи. Может, он неверно все истолковал, Никита ведь знал, что люди слишком часто ошибаются, чтобы верить даже себе, так все размыто в мире интерпретаций. Здесь не требуется даже лгать, достаточно рассказать одну историю с трех разных точек зрения.
Все пошло крахом. Первый, казалось, по-настоящему многообещающий роман. Поначалу скорая свадьба Инны с состоятельным, но нелюбимым мужчиной старше нее, подобранным родителями, не показалась Никите катастрофой. В силу неопытности он не умел или не хотел заползти вглубь событий и продолжал встречаться с Инной.
– Я не могу отказаться, – страдальчески отвечала она на его закономерные вопросы, – родители уже заплатили за свадьбу.
– А как же мы?
– С нами ничего не случится.
– Ты вроде собралась жить с другим.
– Он ничего не узнает.
Никита шел домой и тихо негодовал. Его она хотела использовать как игрушку, мужа как мешок с деньгами, а сама при этом продолжала казаться самой себе воздушной. Сперва он отнесся к ее жениху как к тирану, который женится на девушке чуть ли не против ее воли. Теперь понял, как подло вел себя. Как бы он чувствовал себя на месте этого человека? Который состоялся и хотел теперь создать семью… Вполне естественное желание.
Когда Инна склонялась к нему, чтобы губами прикоснуться к шее, Никита уже не закрывал глаза в немом блаженстве. Он чувствовал что-то отравляющее в мозгу и крови.
И тут же его мысли улетали к жениху Инны. Первая боль прошла, но все же было мучительно внимать друзьям, а думать при этом о другом. Тайком слушать Земфиру и Би2, обращаясь к их ускользающей, даже порой вымученной лирике тоски.
Где начало нашего отношения к человеку – в анализе всего, что может дать внешнее впечатление, или в перенесении мнения о внутреннем устройстве объекта на его лик? Когда-то Никита мечтал стать физиономистом, но быстро понял, что человек – слишком сложный механизм, чтобы иметь какое-то систематизированное суждение о его внутреннем мире. Сам факт его отражения на лице бесспорен, но однозначно судить, что такие-то черты характера обязательно приводят к таким-то складкам, Никита считал идиотизмом.
Он говорил об этом с Элей. Он очень любил говорить с ней обо всем, что занимало его. Она была как будто его ненаписанным дневником, дневником – собеседником.
– У Франсуазы Саган умные блестящие глаза. Кажется мне так, потому что это объективно или потому, что я знаю, что она такова? Как можно однозначно ответить на этом вопрос? Однозначность все губит, вгоняет нас во тьму. Мы бесконечно предвзяты. Мудрость не бывает линейной. Мудрость – это широта. Понимание, что все кругом – бездна.
Никита не знал, кто такая Франсуаза Саган и какие у нее глаза, но слова Эли были настолько точны и полны, что он в каком-то