Москва и Восточная Европа. Советско-югославский конфликт и страны советского блока. 1948–1953 гг.. Коллектив авторов
в международных делах, в несогласованных с Кремлем высказываниях и действиях, которые могли сыграть на руку «англо-американцам». Похоже, никто из прибывших – ни Г. Димитров, ни Э. Кардель – не поняли, в чем причина столь резкой реакции на заявления их стран о возможном создании федераций в Восточной Европе и намерении послать югославскую дивизию в Албанию. Они не знали, что из надежного источника Сталин получил донесение о готовности американцев направить ограниченный военный контингент в Грецию в случае признания «народными демократиями» греческого партизанского правительства (ВДПГ). Поэтому не случайно на встрече прозвучала еще одна тема – стоило ли югославам и болгарам по-прежнему оказывать активную помощь греческим партизанам? Вопрос о болгаро-югославской федерации в таком контексте следовало понимать как опасение Кремля относительно возможного присоединения к ней греческой Эгейской Македонии, которая почти вся находилась в руках партизан, и требовалось лишь небольшое усилие – военная помощь «соседей» с севера, чтобы решить эту задачу. А югославская дивизия в Албании могла бы рассматриваться США и Великобританией именно как один из шагов в этом направлении. Сталин с полным основанием опасался реальной, как ему казалось, перспективы возникновения полномасштабного военного конфликта на Балканах, в который мог быть вовлечен и Советский Союз, связанный с Югославией и Болгарией договорами о взаимной помощи. Тито еще долго в своем ближайшем окружении с раздражением говорил о запрете Москвы на отправку югославской дивизии в Албанию. «Когда греки туда придут, расхлебывать придется нам», – подчеркивал он.
Тито и его соратники искренне стремились разрядить обстановку, не допустить крайностей в отношениях с Москвой и до последнего боролись за примирение, просили не отзывать советских гражданских и военных специалистов, продолжить торговые переговоры. Обнаружив «утечку» информации из Политбюро ЦК КПЮ, виновником которой был наказанный за это позднее С. Жуйович, они, по-видимому, решили, что главная причина кремлевского гнева заключалась в ставших известными в Москве высокомерных и обидных характеристиках ВКП(б) и советского партийного руководства, исходивших от Тито и его окружения. Вероятно, это действительно оказало некоторое влияние на принимаемые в Кремле решения, но не было определяющим. Насколько можно судить, решение «поставить Тито на место» было принято в Кремле ранее, в январе–феврале 1948 г.
Точкой невозврата в развитии конфликта стало письмо Сталина и Молотова от 27 марта 1948 г. югославскому руководству, разосланное компартиям – членам Информбюро без уведомления ЦК КПЮ. Тито воспринял это как оскорбление ЦК и всей партии. После этого уже не было речи о приезде югославской делегации в Москву, как того требовали в Кремле. Теперь югославы для установления истины в споре ждали советских представителей только у себя. Невозможно представить, чтобы подобная ситуация могла возникнуть