Историкум. Мозаика времен. Андрей Дашков
Хотя что значит «нельзя»? Если об этом уже написано, значит, он так или иначе попадёт в квартиру Горской. А там его будут ждать с распростёртыми объятиями.
И чем же, интересно, всё кончится?
«По одной версии Блюмкин перед казнью воскликнул: „Да здравствует товарищ Троцкий!“ По другой – запел: „Вставай, проклятьем заклеймённый!“»
Яков криво усмехается. Красиво, но глупо. Потом перечитывает ещё раз. Ага, значит, всё-таки «по одной версии – по другой версии». Хоть в чём-то право выбора – с какими словами умирать – за ним сохранили. А может быть, не только в этом? Раз уж невозможно помешать тому, что написано в книге, почему бы не попытаться изменить то, что в ней написано? Зачеркнуть? А поможет ли? Ведь не зря говорится: не вырубишь топором. А что если дописать – «по третьей версии»? Что он, в конце-то концов, теряет? И коль пошла такая пьянка, приписать нужно что-нибудь гордое и героическое.
Яков подходит к письменному столу и достаёт из чернильницы перо, затем склоняется к книге и старательно, каллиграфическим почерком, как учили в одесской Талмуд-Торе, пишет на свободном месте:
«Согласно ещё одной версии, расстрел Блюмкина был инсценирован ОГПУ, а сам он с секретным заданием отправился на Дальний Восток, откуда перебрался в Германию, выдавая себя за немецкого аристократа…»
Генриха? Или Отто? А если ещё вычурней – Макса Отто? И обязательно добавить «фон» для пущего аристократизма.
«…Макса Отто фон…»
Чёрт, какую бы фамилию посмешнее придумать?
Яков распрямляет спину и долго смотрит в окно, рассеянно насвистывая мелодию неизвестно где и когда прицепившейся к нему песни: «Ду трахтнет ас ди регес штелс цу оп…»[1].
Татьяна Белоусова
Царская корона для королевы
Основано на реальных событиях реальной истории ХХ века
Модная писательница Дарья Зимина не для того знала английский в совершенстве и эмигрировала из России, чтобы лондонский издатель звонил ей рано утром, когда она едва легла спать, и заявлял, что они расторгают контракт. Без объяснения причин.
Дарья Зимина никогда не поверила бы, что в Англии есть цензура. Не иначе, это происки вездесущей царской «охранки», преследующей неугодных и в двадцать первом веке, как во времена опричнины.
Дарья Зимина знала себе цену и знала силу своего слова. Едва приведя себя в порядок, она поспешила в офис издательства, дабы разобраться на месте.
В Лондоне не было туманов уже лет сто, но в это утро едва можно было разглядеть что-то за окном кеба. Туман был холодный, белёсый и вязкий, как кисель. Глядя на этот туман из окошка автомобиля, Дарья вспоминала вчерашнюю ночь и вечеринку. Ей уже не двадцать лет, ей следует меньше пить.
Кеб остановился по указанному адресу, и писательница вышла на тротуар.
Адрес был правильный. Старинный особняк всё так же стоял на месте, всё те же были ступени и ставни на окнах, те же дома по соседству. Но не было вывески.
Дарья
Не думай о секундах свысока (