Орфей неприкаянный. Альберт Светлов
злыдни!
Решившись, наугад показываю в крайний справа отпечаток.
Свистюшкина (изумлённо): Нет! Неправильно.
Котлова: О—о—о! Он не померился, он ошибся! Давай, примерь, примерь!
Свистюшкина: Пять рублей плати, штрафа! Каждая ошибка пять рублей!
Гогот позади не прекращался.
Делаю второй заход и на этот раз указываю верно.
Свистюшкина (с облегчением): Правильно!
Путь открыт, и народ вслед за мной устремляется в подъезд. Алика Мингазовича я не разглядел.
Обшарпанные стены, отбитая штукатурка, висящая зелёная краска, под ногами что-то хрустит.
Свистюшкина (держа вместительную тарелку с, хм! голубой каёмкой): Положи сюда столько денежек, сколько с женой проживёшь лет!
Передав кому—то из родни букет, я залез в карман и на блюдце забрякали кругляшики. Горсть, вторая.
«Пожалуй, достаточно. Вечно не живут…»
Филатова (с улыбкой): Долго будете жить! А теперь наполни нам бокалы. В одном, чтоб сверкало, в другом, чтоб звенело, а в третьем, чтоб бурная пена шипела.
Для меня это не сюрприз, всё предварительно обговаривали с Ложкиным.
Щёлкнув пальцами, потребовал:
– Гарсон, стаканы́!
Ведущие, замешкавшись, не смогли сразу найти нужное, и сзади кто—то поторопил:
– Ну, куда стопари—то задевали?
Наконец, Свистюшкина, изящно изогнувшись, подняла их с пола, из угла.
Я: Что там? В одном, чтоб звенело?
Свистюшкина: Да.
Колчина И. В.: Что ж вы стаканчики такие маленькие взяли?
И тут прошло на отличненько, без сучка и задоринки, поэтому вскоре двинулись на следующий этаж. Впереди деловито шествовали Свистюшкина с красной папкой и Филатова с блюдом монет.
Свистюшкина: Коль споёшь, то дальше пойдёшь.
Я (растерянно): А чего спеть—то? Так недоговаривались.
Свистюшкина (посмеиваясь): Пой, пой!
С укоризной оглядываюсь на Веню.
Ложкин (разводя руками): Я здесь ни при чём.
Голос из массовки: Арию влюблённого!
Приоткрылась дверь и на площадку из—за общего хохота выглянула встревоженная голова соседа. Беспокойство его, впрочем, мгновенно улетучилось без следа после того, как ему поднесли кубок шампанского. Перекрестившись зачем—то, он ухнул игристое в себя, и вернул посуду Колчиной:
– Ну, ребята, счастья, согласия!
А я, затянул, одолевая ступеньки:
«Ты нужна мне – что ещё?
Ты нужна мне – это все, что мне отпущено знать;
Утро не разбудит меня, ночь не прикажет мне спать;
И разве я поверю в то, что это кончится вместе с сердцем?
Ты нужна мне – дождь пересохшей земле;
Ты нужна мне – утро накануне чудес.
Это вырезано в наших ладонях, это сказано в звёздах небес;
Как это полагается