Орфей неприкаянный. Альберт Светлов
он выразительно указывает оттопыренным большим пальцем на форточку.
«Но ты же вся измажешься!» – с отчаянием произношу я, адресуя восклицание Лине, и ничуть не изумляясь именитому гостю из другой реальности.
Чарли пожимает плечами и разводит руками, мол, ничего не поделаешь, на эту жертву надо пойти, жестом салютует, кивает и растворяется в воздухе.
Присев на корточки, вздохнув, придерживаясь за выступ, девушка протискивается в отверстие, и я, нагнувшись, слежу за её фигуркой, неуверенно пробирающейся на четвереньках по брусу. Затем импровизированный мостик с ужасным грохотом падает на пол, поднимая клубы пыли. У меня обрывается сердце, а Лина смеётся снизу и манит:
«Лезь сюда, тут классно! Он до нас никогда не доберётся!»
И я, рискуя поломать ноги, прыгаю к своей единственной.
«I want to wake up in a city that never sleeps
And find…»20
Четырьмя годами ранее
– Ли—и—и—на! Ли—и—и—на! – кричал я в серое небо где—то в урочище под Питеркой.
В тот летний пасмурный день я стоял один посреди небольшой лесной полянки. Мне не доводилось бродить в данном районе, и старания специально забраться в безлюдную глушь увенчались успехом
– …ина—а—а! – равнодушно передразнило эхо.
Величественные сосны и высоченные малахитовые ели помалкивали. Звенела тишина. Отклика я не ждал, обращаясь к Лине, но допытываясь ответа у самого себя.
– Лина! – снова крикнул я, оглядываясь, стиснув кулаки, задирая голову, всматриваясь в безмолвную серость, перечёркиваемую ветвями. – Зачем ты так поступила? Для чего ты бросила меня? Одного. На этой чёртовой земле, будь она неладна! Хватит молчать! Отзовись! Пойми, я не собирался оставаться! Моё место – рядом с тобой, пропади ты пропадом!
Я схватил валявшуюся в траве полусгнившую сосновую ветку с иссохшей хвоей (вспыхнет порохом) и неуклюже треснул ею о ближайшее дерево. Смолистая кора, покрытая белесоватым мхом, отколовшись, рванулась вверх. Палка, хрустнув, переломилась, и часть её улетела в заросли буреющего Иван—чая. Обломок я запустил в кусты.
– Ты обязана была забрать меня с собой! Обязана! Я готовился! Слышишь? Не могу здесь больше! – я орал не прекращая, обращаясь к отсутствующим зрителям. Равнодушным созерцателям. – Что же делать? Сколько это продлиться? Я не вижу просвета! Нет его. Тупик! Болото! Отвечай! Лина! Ты же обещала! Не нужна мне твоя жертва! Не нужна! Ты обещала!
Я долбанул рукой по подвернувшейся молодой тонкой берёзке, и боль от сбитых костяшек, запачкавшихся в пудре девочки—подростка, чуточку привела в чувство. Рухнув в папоротник, я принялся рвать его грубые марающиеся жёлтым порошком листья, швырять направо, налево.
– Лина! В чём смысл? Объясни же! Кругом пустота! Чёрная дыра. Вакуум! Пространство и время перепутались, сбились. Я – есть, но меня – нет. Тебя – нет, но ты – есть.
Замер, крепко обняв охапку изломанных растений, синих неведомых цветочков размером с ноготь,