Корабельные новости. Энни Пру
бетонную стену. – Какой ужас. В нем же нет окон. А где будет моя комната? Можно мне тоже содовой? Пап, из банки дым идет, и у тебя изо рта тоже. Как ты это делаешь, папочка?
Полчаса спустя они с трудом пробирались к дому: Саншайн сидела на плечах у тетушки, Банни – у Куойла, собака хромала следом. Ветер стелился по земле и выталкивал туман кверху. Блики на покрытой рябью поверхности бухты. Тетушка, указывавшая пальцем то туда, то сюда, напоминала фигурку из тира с зажатой в металлической руке сигарой. В бухте они увидели траулер для ловли морских гребешков, на полпути к горловине, за ним тянулся кильватерный след, повторяющий контур дальней береговой линии.
Банни сидела на плечах у шагавшего между тукаморов Куойла, сцепив руки у него под подбородком. Дом, который, казалось, покачивался в туманном мареве, зарос травой и напоминал гигантский куст. Она безропотно выносила отцовские руки на своих коленях, привычный запах его волос, его ворчание по поводу того, что она весит целую тонну и вот-вот его задушит. Они приближались к дому через волнующийся океан карликовых берез, и дом раскачивался в такт отцовским шагам. Ее уже тошнило от зелени.
– Будь хорошей девочкой, потерпи, – сказал он, разжимая ее пальцы.
Шесть лет отделяли ее от него, и каждый новый день расширял водораздел между ее уходящей в плавание лодкой и берегом, которым был ее отец.
– Почти уже пришли, почти уже пришли, – задыхаясь, приговаривал Куойл, понимая теперь, как тяжело достается лошадям.
Он поставил ее на землю. Банни и Саншайн стали бегать вокруг изгиба скалы. Дом отражал их голоса, делая их гулкими и неузнаваемыми.
Мрачный дом стоял на этой скале. Особенностью его было окно с двумя маленькими окошками по обе стороны – словно взрослый, заботливо обхвативший за плечи двоих детишек. Над входной дверью – веерная фрамуга. Куойл отметил, что половина стекол выбита. Краска на дереве облупилась. Крыша продырявилась. А на берег все накатывала и накатывала волна за волной.
– Это чудо, что он все еще стоит. И линия крыши ровная, как по линейке, – сказала тетушка. Она дрожала.
– Давайте посмотрим, что там внутри, – предложил Куойл. – Может, пол уже провалился в подвал?
Тетушка рассмеялась.
– Маловероятно! – весело вскричала она. – Там нет подвала.
Дом был тросами прикреплен к железным скобам, вбитым в скалу. Ржавые потеки, выбоины в камне – вроде ступенек, расщелины – достаточно глубокие, чтобы в них мог спрятаться ребенок. Тросы, ощетинившиеся протертыми жилами.
– Поверхность скалы не совсем ровная, – сказала тетушка; фразы вылетали у нее изо рта плавно, словно привязанная к древку лента, полощущаяся на ветру. Я-то этого не помню, но говорили, что во время штормов дом раскачивался, как гигантское кресло-качалка. Женщины боялись, их тошнило, поэтому дом и закрепили, теперь он ни на дюйм не отклоняется от горизонтального положения, но рев, который производит ветер, играя в этих тросах, раз услышав, никогда не забыть. Ох, как хорошо я помню его во время