В тени креста. Максим Владимирович Греков
за какую-то мысль, он круто повернулся на месте, и, отбросив посох, ринулся к столу. Не глядя, выдернул из чернильницы перо и долго писал. Обернулся, бросил колючий взгляд из-под седых кустистых бровей, на писца. Тот затрепетал.
– Вот эту грамоту…, – Геронтий подал маленький пергамент, испещрённый строчками без разделения на слова, – в Новагород преподобному Геннадию, эти же грамоты…, – он указал на другие несколько листов, – спешно разослать по всем обителям и епархиям, акромя монастыря Успения на Явонь-реке, а вот эту …, – Геронтий особо выделил плотный свиток, – в Волоколамский монастырь. Пусть наши люди скачут днём и ночью, без роздыху.
Подавая листы, митрополит резко взмахнул широким рукавом, как крылом чёрным и не глядя на отпрянувшего монашка, поднял старческое лицо кверху, изрёк на выходе:
– Нет, бесы! Очистим от вас святую нашу церковь, вырвем гниль из тела чистого! – яростно погрозил он сухим кулаком куда-то в сторону. И, как будто опомнившись, грозно зыркнул на застывшего в страхе чернеца.
– Чего ждёшь? Ступай же, – уже мягче произнёс Геронтий.
Писарь покорно склонил голову, собрал всё, что отдал ему митрополит, и, пятясь к двери задом, безмолвно удалился.
Старец осенил крестом закрывшуюся дверь и беззвучно зашептал слова молитвы.
К вечеру государь Иоанн Васильевич навестил покои жены. Замерев на пороге Софьиной опочивальни, он молчал, долго смотрел, как она в одной рубашке сидела на низкой скамеечке возле постели, и сама расчёсывала волосы. Софья всегда это делала перед сном. Он даже помнил, как однажды спросил ее, почему не велит девкам, а она, как бы в шутку отвечала, что так от лишних дум, что за день в голове собрались, избавляется.
Иоанн медленно втянул через нос ароматный запах, которым были пропитаны эти покои. Тут всё как будто прежнее, но все для великого князя как будто внове. «И как ей так удаётся…», – мелькнуло в его голове. Прикрыв глаза, он снова вспомнил, как в первые годы после свадьбы Софья часто брала его за руку и перстом своим мягким водила по его шершавой ладони, вычерчивала линии, перебирала его пальцы с короткими ногтями, что-то шептала на непонятном ему ромейском….
– Что же ты стоишь, государь мой, не проходишь далее, али не по нраву тебе стало это место? – не меняя позы, сдержанным голосом произнесла Софья, словно продолжая давно начатый разговор. – Ты государь и муж мой, тебе открыты все двери во всех покоях, даже тех, дорогу в которые ты позабыл, – с лёгким укором продолжила она, и, повернув голову, посмотрела прямо в глаза Иоанну. Он смутился и отвёл взгляд. Нетвёрдо ступая, прошёл и сел на большую богато убранную кровать. Как бы невзначай кашлянул.
– Иноземцев сегодня много у тебя было…, чай опять просили о заступе перед нашими купцами, али ещё чего? – перевел он разговор на другую тему.
– Да, вестимо, все торговые люди так устроены, что при любом случае ищут себе выгоды, – с ленцой в голосе ответила Софья. – Хотя, многие из посольских почище купцов будут.
Иоанн дёрнул бровью и повернулся