Homo ludens. Коллектив авторов
близко от его лица, он берет его руку за запястье, сжимает и властно отводит в сторону. В конце концов уголовник отходит, бормоча что-то вроде: «В милицию буду жаловаться».
Еще один эпизод. Мы с младшей сестрой поехали кататься на велосипедах. Нас остановили какие-то хулиганы – им понадобилась запасная шина, которая была привязана к моему велосипеду и которую они без большого труда у меня конфисковали.
– Почему ты их не побил? – недоумевала восьмилетняя сестра.
Я пожал плечами.
– Папа бы их точно побил, – уверенно сказала она.
Я думаю, что она была права.
У отца было много общего с Ираклием Андрониковым – театральность, «распускание хвоста», способность имитировать других людей и, к сожалению, склонность к депрессиям. Это сходство приняло трагический оборот, когда у обоих любимые дочери покончили с собой.
Мне шесть лет. Андроников приходит к нам в гости. Уже в коридоре начинается спектакль с преувеличенными комплиментами и самоуничижением:
– К нам приехал великий… нет, это вы великий… гениальный… вы гига… вы гага…
В коридор выходит мама. Отец продолжает спектакль по Чехову:
– Моя жена, Луиза, урожденная Ванценбах… лютеранка…
Мама недовольно морщится. Тут появляюсь я.
– А вот и наш кретин, – торжественно объявляет отец.
Интересно, что мне в мои шесть лет не приходит в голову обидеться – я присутствую на спектакле. Но мама этого вытерпеть не может.
– Зяма, – говорит она тихо, но так, что спектакль немедленно останавливается. – Что ты говоришь?
Папа растерянно смотрит на нее, не очень понимая, в чем проблема. Ситуацию спасает Андроников:
– Ну кто же может обижаться на такого отца! – говорит он весело, и оба опять начинают валять ваньку:
– Гига! Гага! Папирушкин!
Отец всегда восхищался талантом Андроникова-имитатора.
– Сижу вечером в номере и вдруг слышу громкие голоса, – вспоминал он. – Я прислушался и узнал голос Фадеева – высокий, чуть сипловатый, его заразительный, раскатистый смех. Фадеева перебил Симонов – его тоже нельзя было не узнать по манере произношения, по рокочущему «р». Затем послышался глуховатый, но четкий голос Маршака – он говорил, как всегда, с какой-то усталой повелительностью. Как видно, большая группа писателей шла по коридору. Может быть, выездной секретариат Союза писателей? Я вышел из номера и увидел… Ираклия Андроникова. Он шел с молодым человеком, что-то ему оживленно рассказывая. Он-то и был «группой писателей», их голосами он разговаривал[5].
Ираклий Андроников, 1960-е. Архив семьи Андрониковых
Но и сам отец не уступал в этом Андроникову, что не всегда улучшало его отношения с имитируемыми. Эпизод из начала 1950-х. Сотрудник «Литературной газеты» Константин Лапин идет по длинному коридору редакции. В другом конце коридора появляется Симонов и обращается к уходящему Лапину со своим характерным произношением «р» и «л».
– Товахищ