Восставшая из пепла. Александра Миронова
посмотрел на дверь палаты. – Понимаешь, я ничего не видел, там было слишком много дыма. Ну и кому нужно было красть нашего ребенка? В доме были не те люди.
– Я согласна, – немного подумав, тихо сказала Вика. – Мне кажется, ей нужна профессиональная помощь, сама она не выкарабкается.
– Да, – кивнул Кирилл, – я поговорю с врачом. Наверное, какое-то время ее подержат на успокоительных, а потом терапия и психиатр.
– Кирилл, я вам очень сочувствую, если бы мои соболезнования могли что-то изменить, я бы приносила их бесконечно. – Вика мягко положила руку на локоть Кирилла.
– Спасибо, – кивнул тот, глядя поверх Викиной головы на дверь палаты. Сердце рвалось туда, к жене.
– Я поеду, извини, работа, заеду завтра, но, если что-нибудь понадобится, ты звони. – Вика поняла прозрачный намек.
– Хорошо, спасибо.
Поцеловав старого друга в щеку на прощание, Вика направилась к выходу из больницы. От ее фирменной осанки победительницы не осталось и следа – она едва волочила ноги, плечи сгорбились, словно непосильная ноша трагедии подруги передалась и ей. Как же это все пережить?
Экспертиза была готова через несколько дней. В ней черным по белому было написано, что биологических останков не обнаружено, пожар был такой силы, что младенец, находившийся в доме, сгорел дотла. Кирилл несколько раз перечитал документ, а затем тупо уставился на список гостей, бывших в ту ночь в его доме.
Мэр с женой, главный прокурор, судьи, несколько работников органов, журналисты, Вика, Маша – разве кто-то из них мог украсть его дочь? Бред да и только, таким людям это ни к чему. На полученную информацию накладывался и разговор с лечащим врачом Лили. Они провели тесты и пришли к заключению, что Лиля переживает фазу острого стресса, она отрицает действительность. К тому же она высказывает все признаки интроекции.
Как объяснил ему врач, жена интроецирует утраченный объект в собственное «я». Говоря человеческим языком, она отказывается вести себя как взрослый человек, осознавать действительность, брать на себя ответственность и жить дальше. Она ведет себя как утраченный ребенок, невольно приписывает себе его черты, считает, что, если будет капризничать и настаивать на своем, все обязательно изменится и будет как прежде. Он предупредил Кирилла, что возможны изменения и в повседневной жизни. Лиля может отказаться выполнять привычные функции – заботиться о муже и детях, взамен сама потребует заботы от других. Это все результат интроекции – некоторое время Лиля будет вести себя как утраченный ребенок.
Врачи, конечно же, попытаются этого избежать, и какое-то время она побудет в больнице под наблюдением. Но сколько это продлится, они не могут предсказать. Помощь может понадобиться ей и за пределами больницы.
Заключение пожарных, личности гостей, а также диагнозы оказались для Кирилла достаточно весомыми аргументами, и в правоохранительные органы он решил не обращаться. Боялся, что слухи моментально расползутся и его самого того и гляди отправят на принудительное лечение. И тогда конец всему.