Нет права жить, нет права умирать. Ольга Грон
решил Сан Иваныч, указывая на двери в спортзал, который и называл «кабинетом».
Прозвенел звонок, заставив любителей хлеба и зрелищ покинуть коридор и разойтись по классам. Ко мне вновь сел Никита, разглядывая меня по-другому, заинтересованно что ли. Я ничего ему не сказала, просто отвернулась, слушая тему по химии, в которой ни черта не понимала.
Но на этом мои злоключения в тот день не закончились. На большом двадцатиминутном перерыве заявилась классная и заволокла нас с Катковой, в прямом смысле этого слова, к директору, Пал Палычу. Тот слушал нас по очереди.
Жуть как не хотелось оправдываться за поступок. Меня даже угрызения совести не мучили. Я так и сказала, когда Пал Палыч заставлял просить прощения у той, что меня оскорбила. Естественно, он не желал портить отношения с Юрием Катковым – известным бизнесменом, что являлся другом Палыча и спонсором школы, и крайней во всей истории оставили меня.
Я знала, что так произойдет. Но в душе остался очередной осадок несправедливости. Еще одна кроха моего терпения подорвана. Каткова ушла, а Надежда Ивановна, наша классная, оставалась в кабинете Пал Палыча. Марина, секретарша, тоже вышла. И я осталась одна в приемной. Сидела и смотрела в окно; за дверью шел разговор. Было слышно все, о чем они говорили, даже не нужно сильно напрягать слух.
– Ума не приложу, что делать с этой девчонкой, – причитала за дверью Надежда Ивановна. – Нормально учится, способности шикарные. Но после развода родителей изменилась полностью. Да она вообще ни с кем не общается…
Ага, как же, после развода! Развод я как раз восприняла адекватно. Дело было вовсе не в моем папе. Я знала, что он любил меня, хоть и виделись мы редко.
Они не знали того, что произошло спустя два года. И никто не знал. Никогда и ни с кем я не обсуждала той темы и не собиралась делать этого впредь.
Я действительно замкнулась в себе, пыталась разобраться в своих мыслях. Перестала общаться с людьми без крайней необходимости. Как я не сошла с ума за все время, скрывая то, что случилось? Хранить тайну невероятно тяжело. Было время, когда я просто головой о стену билась, желая выбросить из нее воспоминания. Если бы существовала таблетка, с помощью которой стерлась бы память, выпила бы без сомнений. А так…
– Симкина! – Голос Надежды Ивановны выдернул меня из терзаний. – Я сегодня же позвоню твоей маме и приглашу в школу на беседу.
– Звоните, мне то что, – пожала плечами, – она все равно не придет.
– Вот и позвоню. Это же надо, только учебный год начался, а ты уже такое вытворяешь! Представляю, что будет дальше. После уроков к Алене Викторовне, поняла? Я ей позвонила, она будет ждать.
Классная покачала седой головой, потом вышла, оставив меня одну. Я не стала спорить. Визит к Алене Викторовне подразумевал своеобразную порцию веселья. Она была нашим школьным психологом. Той самой, кто в прошлом году заваливал меня всевозможными тестами с целью изучения моей самооценки, по ее мнению, заниженной. Но тесты показывали нормальные результаты.
Я долго училась скрывать