Нестор-летописец. Наталья Иртенина
мужали и навыкам обучались. Там, глядишь, и в бояре бы при Владимире вышел.
– Я еще мал, а он уже муж, – самоуничижительно промямлил Несда.
– Ты уже не мальчик! – жестко сказал отец. – Тебе двенадцать. В этом возрасте отроки становятся воинами и идут вместе со старшими на войну… если, конечно, они умеют держать в руках оружие…
Захарья вдруг понял, что злится на сына вместо себя самого и умолк.
– Ладно, чего там. – Он примирительно обнял Несду. – В купцах тоже неплохо живется. Я в твоих годах сидел уже на весле и плавал из Ростова до самого Хвалынского моря.
Но сын был не согласен с ним.
– Я хочу переписывать книги, – с тихим упрямством молвил он.
Захарья недоуменно отнял руку.
– Что ты хочешь делать?
– Хочу быть переписчиком книг, – твердо повторил Несда. Немного подумав, все же сделал уступку: – Потом когда-нибудь заведу собственную книжню и книжную лавку в торгу.
Захарья схватился за голову.
– Совсем с ума соскочил! Еще раз услышу такое, сниму с тебя порты и отдеру плеткой на виду у всех! Ты меня понял?!
Несда молчал. Захарья взял его за ухо и покрутил.
– Отвечай!
– Понял, отец! – сморщившись от боли, выдавил отрок.
Ухо отпустили на свободу. Несда спрыгнул с телеги и пошел сзади, вне досягаемости родителя. Глотая обидные слезы, он заставил себя подумать об игумене Феодосии. Вот кому угроза отхлестанного зада уж точно не была бы помехой! Внутренний меч режет, верно, побольнее плетки. Интересно, говорил ли Феодосий своему отцу, что собирается надеть рясу? И как тот поступил?
Только теперь Несда всерьез задумался о собственном будущем.
16
Днем Захарья пропадал. Как вернулись из монастыря, потрапезовали, так и ушел до вечера, и дневным покоем, положенным всякому рано встающему человеку, пренебрег. Дядька Изот видел, как хозяин велел поймать петуха и забрал с собой в мешке. Несда не стал ломать над этим голову, сразу забыл. Мало, что ли, петухов да кур на заднем дворе.
Чем ближе подходил закат, тем тошнее становилось на душе, и задремать в изложне тоже не получилось. Идти на Лысую гору, ночью, ловить колдующего волхва – затея представлялась все более гадкой. Но отказываться надо было сразу, теперь поздно.
Несда сложил в котомку кресало и кремень, набил промасленной ветошью в кожаной свертке на случай, если понадобятся светильники. Сунул туда же короткий моток веревки – вдруг княжич велит вязать волхва? Сам небось вервием не запасется. Если только рыжий варяг догадается.
Котомку он спрятал во дворе. После этого пошел к мачехе, зевавшей за пяльцами, и стал к ней ласкаться. Просто так, ни за чем. Родную мать он едва помнил, но почему-то казалось, что Мавра на нее похожа. И даже если бы не была похожа, Несда все равно любил бы ее. Он совсем не понимал, отчего существует нелюбовь и вражда между людьми, созданиями единого Бога. А того непонятней злоба, вдруг вспыхивающая, подобно пожару, способная люто обезобразить даже красну