Кочубей. Аркадий Первенцев
горло заорал:
– Трогай!
Часовой с перевязанной головой бросил вдогонку:
– Жителей постеснялся бы. Орет, точно катрюк.
К часовому подошел развязной походкой фуражир, известный в бригаде под кличкой «Прокламация». Фуражир никогда не бывал на фронте, но все боевые и прочие новости знал первым и всячески их перевирал. Малейшие неудачи он раздувал в панические слухи, и тогда слова: «окружили», «продали нас», «измена» – не сходили с его уст. Его поэтому и не брали на позиции, определив навсегда в должности фуражира. Сегодня на фуражире был кожаный картуз, и, несмотря на жару, на голое тело был натянут тесный солдатский ватник.
В одиночестве он решил поделиться кое-чем с часовым, оставленным при штабе из-за легкого ранения в голову.
– В сухомятку, ребята, пожалуй, сто суток, – сказал фуражир, – кухни-то все пехоте передали. Последнюю кухню – и то Горбач на кобылу сменял. Да хоть бы кобыла, а то тьфу!
– Несчастливая наша бригада, – заметил часовой, почесываясь. – У всех смена есть, а мы в котел головой.
– Скоро будет смена, – тихо, оглядываясь, чтоб придать вес своим словам, сообщил фуражир. – Завтра сам батько думает податься в Пятигорский город.
– Что он там забыл? – недоверчиво спросил часовой, подозрительно прищурившись.
– Пятьдесят тысяч буржуев нам обещали… подкрепить бригаду.
– Что ты, Прокламация, что мы с ними будем делать? Их за неделю не перерубаешь, пятьдесят тысяч. – И, обратив внимание на выходящую из ворот Настю, улыбнулся: – Вот это подкрепление, да? Что-сь, видать, вкусное понесла супруга? Аж сюда пахнет.
– Галушки варила с курчонком да вареники месила, стало быть, их и понесла, – доложил фуражир и, посвистывая, вышел на пыльную улицу.
По улице бегали мальчишки, играя в поезд, шипели, подражая паровозу, пронзительно кричали, бросали пригоршнями пыль.
Со стороны Султанского тракта показались подводы, запряженные длиннорогими калмыцкими волами. Мальчишки бросились к возам:
– Дядя, а дядя, дай кавуна, дай дыню-комковку, дядя!..
Мажары приближались. Мальчишки возвращались, нагруженные арбузами и дынями.
– Вот штаб, дядя, – указывали они, – здесь Кочубей живет.
Фуражир, почуяв какую-то очередную сенсацию, завязал тесемки ватника, отряхнул фуражку, надев ее так, чтобы сбоку лихо торчал пегий чуб. Возы, их было три, остановились. Казак-подводчик снял шапку.
– Можно повидать командира, товарища Кочубея? – обратился он к фуражиру.
– А зачем он вам, товарищи жители?
– Да привезли мы солдатам красных кавунов да дынь в подарок от нашего хутора, от Виноградного.
– Нет Кочубея, товарищи жители. Отбыл командир бригады вместе со всей бригадой на фронт.
– Что ж теперь делать, раз нема Кочубея? Может, вы примете, – попросил нерешительно казак.
– Не могу, – отказал фуражир. – Вот если бы привезли сено или зерно, тогда уполномочен.
– А на фронт можно,