История афинской демократии. Владислав Бузескул
общественному строю, но которые подавлены были в эпоху господства знати; быть может, зародыши эти Солон оживил и развил, так как иногда то, что кажется новизной и ломкой, есть лишь возвращение к старине, к исконному порядку; но мы слишком мало знаем достоверного о началах равенства и самоуправления в древней до-Солоновой Аттике, чтобы утверждать это положительно.
Солон был врагом крайностей; «ничего через меру», – говорят, было его девизом. Умеренность, стремление к примирению сталкивающихся интересов и противоположных начал характеризуют Солона: он был преимущественно посредник и примиритель между двумя борющимися сторонами. Так он сам смотрел на себя: «Народу я дал столько власти, сколько надо; а кто имел силу и отличался богатством, и о тех я подумал, чтобы они не испытали ничего неподобающего; я стал, распростерши крепкий щит над обоими, и не позволил ни той, ни другой стороне одержать несправедливой победы». Или: «Я стал словно пограничный столп между ними, как между двумя войсками». По мнению Солона, народ лучше всего следует за вождями, когда он ни слишком распущен, ни угнетен; ибо пресыщение порождает наглость, когда много счастья достается людям, у которых нет благоразумия. По словам Аристотеля, Солон дал народу лишь самую необходимую власть, именно – право выбирать должностных лиц и требовать от них отчета, ибо если бы народ не имел и этих прав, то он был бы рабом и врагом существующего строя (Pol., 1274 а).
«Если нужно открыто поставить в упрек народу, – говорит Солон, – никогда бы ему и во сне не видеть того, что он теперь имеет, а те, кто более знатен и силен, должны были бы меня тоже хвалить и считать своим другом».
На самом деле было не то. Солона постигла обычная участь людей, избегающих крайностей и стремящихся к середине. Его реформы в духе умеренности и примирения противоположных интересов не удовлетворили ни той, ни другой партии; они вызвали разочарование и неудовольствие, особенно сисахфия, которая одним казалась мерой слишком крутой и противозаконной, революционной, а другим – недостаточной. Не того ожидали от Солона обе партии. Многие воображали, что он возьмет в свои руки диктатуру и сделается тираном. Каждая из боровшихся сторон надеялась, что он примкнет к ней и будет действовать в ее интересах. Знатные думали, что он оставит прежний порядок нетронутым или лишь слегка его изменит; демос мечтал о всеобщем земельном переделе. Но Солон такой передел называл «грабежом» и был против того, чтобы «благородные и простые владели равной частью тучной родной земли»54.
Стоило Солону только захотеть и примкнуть к одной из партий, и он был бы тираном; но он оттолкнул от себя обе крайние партии, предпочтя «благо и спасение государства» своим личным выгодам: ему «не нравилось», по его собственным словам, «совершать что-либо путем насилия и тирании»; он хотел действовать «силой закона». В этом – великое нравственное значение личности Солона. Другой на его месте, замечает он,
Слова Солона цитирует Аристотель в «Афинской политии».