Искра в ночи. Джоди Линн Андерсон
скудного урожая, ежевикой, которую ей удается найти или купить, и чахлым салатом-латуком, что худо-бедно растет в огороде.
– Она еще подросток, – говорит мама. – Ей надо хорошо питаться.
И Галапагоса ведет себя как королева. По утрам она любит греться на солнышке, а ближе к полудню прячется в тень и наблюдает, как мы работаем, и тянет шею, как будто смотрит захватывающий спектакль.
Но я начала эту запись вовсе не из-за Галапагосы, а из-за того, что сказала миссис Чилтон, когда заходила к нам утром. Она стояла у нас в кухне и держала двух своих младших детей, чтобы они не приближались к Бизи, старательно и напоказ кашлявшей на свою куклу. Чтобы никому даже в голову не пришло с ней играть. (Бизи кашляет уже несколько месяцев и нередко использует этот кашель для своих не всегда добрых целей.)
Воздух в кухне чуть ли не искрился от накопленного электричества, как это часто бывает перед пыльной бурей. Перемещаясь по тесной кухоньке, мы старались не прикасаться друг к другу, чтобы и вправду не высечь искру. (Известны случаи, когда во время особенно сильных бурь от статики в воздухе заводились машины.) Впрочем, у миссис Чилтон семеро детей, и волосы у нее постоянно выглядят так, словно ее тряхануло током. Она однажды сказала маме: «Кэти с виду невзрачная, зато работящая». Но я на нее не в обиде. Когда человек так устает, он уже мало что соображает.
– Дэвид хочет податься на запад, – небрежно проговорила она, отпив чай. Как будто это был какой-то пустяк, едва ли стоивший упоминания. – Говорит, что он больше не выдержит в этом отравленном воздухе. Он беспокоится за малышку Лиззи.
– Какой еще запад? – спросила мама скучающим голосом, словно не знала, что такое запад и, собственно, не стремилась узнать. Она так яростно месила тесто, будто мстила ему за какую-то смертельную обиду. День начался весело. С утра пораньше Бизи оборвала простыни, которые мы вчера весь день крепили на окна, и свалила все на Шкипера. Когда мы спросили, откуда тогда взялись на простынях отпечатки ее грязных рук, она бухнулась на пол рядом со Шкипером, подняла его переднюю лапу и принялась убеждать нас, что подушечки собачьих лап совершенно не отличались от человеческих ладоней. Шкипер – ее лучший друг, но она постоянно сваливает на него вину за свои многочисленные проказы.
– Так я ему и сказала. Ехать на запад – все равно что бросаться в черную дыру. На что мы будем там жить? И люди на западе нас ненавидят.
И это правда. Они называют нас «оки»[3] независимо от того, из какого мы штата на самом деле. Они принимают специальные законы, чтобы не пускать нас к себе.
Мама откинула волосы со вспотевшего лба.
– Погода скоро изменится.
– Так я ему и сказала, Бет, – кивнула миссис Чилтон. – Помяни мое слово, пока я жива, мы никуда не уедем из нашего дома. Я лучше умру, чем уеду. Здесь наш дом.
Мама продолжала молча месить тесто. Говорит она мало, все больше слушает, и поэтому люди считают, что она с ними согласна – или не согласна, в зависимости от их собственного настроения.
Так называли в 1930-е гг. беженцев с территорий, подверженных пыльным бурям, в том числе из штата Оклахома.