Двойная жизнь. Андрей Анатольевич Хромовских
кусок его собственности «за спокойствие». Оттяпает раз-другой – и пойдёт вчерашний собственник наниматься в работники, или на большую дорогу с кистенем, или, хуже того, в революцию…
А мне откупаться – как, чем? Впрочем, я к ручке Альбины Ильиничны не прикладывался, ничем ей не обязан, − что она может с меня потребовать?
Так-так-так, кажется, я начинаю понимать её интерес, и объединён этот интерес не с казначейскими билетами, а с областью, для неё далёкой, но для её легитимированного грабежа крайне необходимой…
Но кто же сказал, что этот болван будет утверждён исправником нашего уезда?
− Вы, Михаил Евгеньевич, не больны? – громко доносится из мерцающего розовыми и зелёными сполохами пространства, и, очнувшись, я вижу пред собою физиономию Аксельбант-Адъютантского, на которой фактурными мазками намалёвана въедливая полицейская пытливость.
− Нет, вы обмишурились… – отвечаю свежим голосом: возвращение в действительность произошло быстрее, чем я ожидал. − Скажите, Онуфрий Пафнутьевич, в газете так и было опубликовано, что, мол, исправники, занявшие свою должность по результатам предшествующих уездных выборов, утверждаются в своей должности правительством, причём все без исключения? Признайтесь, из каких источников проистекает уверенность в вашем назначении?
Исправник заметно озадачивается: его круглое лицо вытягивается, румянец пропадает, пальцы выстукивают черт-те какую сбивчивую дробь, очень похожую на сигнал поспешного отступления.
− Думаю, что… кого же, как не нас… опытность… и преданность престолу… − бормочет он, силясь улыбнуться, но его губы, напоминающие обваренных крутым кипятком дождевых червяков, извиваясь, расползаются в стороны, словно стремясь спастись от пройдохи Антипки, вознамерившегося приготовить из них запеканку или жаркое, или покрошить их в какой-нибудь салат. − В ближайшее время всё разъяснится… – говорит он, безостановочно бегая пронырливыми глазами по комнате, не задерживаясь ни на одном предмете, − и, надеюсь, в той мере… которая… будет… (Онуфрий Пафнутьевич может озвучить вычитанную велеречивую или хлёсткую фразу, но выстроить свою – внятную – довольно-таки часто затрудняется, поэтому у меня иногда возникает чувство, будто я слушаю не человека, а птицу-звукоподражателя, какого-нибудь жёлтохохлого какаду.) Но это… − продолжает он свою бессвязную речь, причём его липкие глаза начинают кружить возле меня, словно мухи вокруг свадебного торта, − как бы… а вот выборы предводителя… необходим достойный кандидат!
Меня трудно удивить (не потому, что всё перевидал и перечувствовал: таким уж уродился), но глаза мои начинают круглеть и вылезать из орбит, созданных природою и анатомиею человеческою…
− Кто, по-вашему, достоин быть предводителем? – спрашиваю я.
Исправник задумчиво кряхтит.
− Ну… Забугорский неплох.
До чего же этот полицейский остолоп предсказуем!
Для Альбы в юбке кандидата лучше, чем Пётр Спиридонович, в нашем