Волоколамское шоссе. Александр Бек
помощник командира взвода.
– Взялся сам, товарищ комбат, – сказал он. – Тут каменисто, надо пособить. Да и поразогреться.
Мускулистый, сильный, он свободно подставлял октябрьскому ветру обнаженную грудь. Я часто любовался и гордился этим моим воином, который был красив особой солдатской красотой. Но тут я сказал:
– Чего столько земли наворотили? За три километра видно. Давайте-ка быстро раскидайте, разровняйте это все. Где лейтенант?
Лейтенант Брудный – быстроногий, маленький, в хорошо подогнанной, туго стянутой шинели – уже бежал ко мне. Он без запинки отрапортовал. Я сказал ему:
– Пусть люди заканчивают работу. Пусть все замаскируют. Распорядитесь этим, товарищ лейтенант. А потом бегом ко мне, в штаб батальона.
Он быстро ответил:
– Есть, товарищ комбат.
Лейтенант Брудный был одним из двух командиров, избранных мною для выполнения задачи, намеченной на карте карандашом генерала.
На командном пункте в блиндаже меня встретил мой маленький штаб: начальник штаба лейтенант Рахимов и мой младший адъютант лейтенант Донских.
Рахимов доложил: ничего нового; противник по-прежнему не продвигается, по-прежнему не высылает даже разведывательных групп. С Рахимовым я занялся некоторыми срочными делами. Схема ложной позиции была у него вычерчена уже несколько дней назад. Я приказал немедленно копать ложную позицию, а работы на переднем крае прекратить, за исключением маскировки.
– Слушаю, товарищ комбат, – сказал Рахимов. – Разрешите исполнять?
– Да.
Он посмотрел на Донских.
– Вам, товарищ комбат, лейтенант Донских сейчас нужен?
– Нужен.
Рахимов откозырнул и вышел.
Вскоре, запыхавшись, с разгоряченными щеками, явился Брудный. Его смышленые быстрые глаза обежали блиндаж и остановились на мне с любопытством, с ожиданием. Донских что-то писал за столом.
– Донских! Идите-ка сюда! Захватите карту!
Его, моего адъютанта, комсомольца Донских, я решил назначить командиром другого усиленного взвода.
Я знаю: человек, побывавший в бою, кажется вам, как когда-то и мне, чуть необычным, чуть таинственным. Но они – Брудный и Донских – еще не участвовали ни в одном бою.
Оба были комсомольцами, оба окончили десятилетку и, проведя затем некоторое время в военной школе, стали лейтенантами.
При формировании дивизии Донских был назначен командиром роты, но потом смещен за мягкосердечие. Застенчивый, легко краснеющий, он не умел строго спросить с провинившегося. Требовательность, взыскательность, обязательные для командира, были ему не по натуре. Однако после того как у Донских отобрали роту, он надолго погрустнел. Я понимал – ему мнилось: «Эх, не доверили тебе, комсомольцу Донских, вести роту в бой!» Его гордость, его самолюбие были задеты.
Двое суток назад, пятнадцатого октября, когда в ротах отбирали бойцов для ночного набега, Донских подошел ко мне и, потупясь, сказал: