Среди дикарей и пиратов. Уильям Кингстон
его и сказал, что надежды на выздоровление мало. Экипаж грозился отомстить за него и горел желанием подняться по реке и захватить пиратов.
Мы нетерпеливо ожидали ветра с моря. Якорь был поднят, паруса наготове. Но на стеклянной поверхности океана не было видно ни малейшей ряби.
– Во всяком случае они попали в западню, – заметил Медж, – и должны драться.
– Надеюсь, – ответил я. – Мне хочется видеть хорошее, ожесточенное сражение. Какая будет честь, если неприятель сдастся сразу?!
– Запоешь иную песню, когда вокруг тебя засвистят пули, мальчик, – ответил Медж. – А что касается славы, то ее не приобретешь, если возьмешь в плен негодяя, разбойника. Мне хотелось бы, чтобы это судно сразу пошло ко дну и чтобы нам было как можно меньше хлопот с ним.
Часы летели, а ветер все не подымался. Лейтенант Уорзи заметил, что пиратам удастся, если они захотят, укрепиться на берегу и нам придется брать и укрепление, и судно.
– Это не должно останавливать нас, – заметил капитан, – возьмем сначала корабль, а потом и укрепление.
Наконец на воде показалась легкая зыбь и задул с океана свежий, чистый ветерок. Быстро подняли якорь, и корабль поплыл по руслу к верховьям реки. Берега по обеим ее сторонам были покрыты деревьями, образовывавшими непроницаемые стены зелени, мешавшие нам видеть окрестности. Только вдали поднималось несколько высоких гор.
Мы подвигались медленно, так как ветер был слаб и начался отлив. Вскоре ветер совершенно стих, и нам пришлось стать на якорь. С наступлением вечера с суши подул горячий ветер.
– Нисколько не удивлюсь, если пираты попробовали улизнуть от нас, – сказал Медж. – Нужно хорошенько присмотреть, чтобы остановить их, если они попробуют попытаться удрать. Надеюсь, что попробуют: нам будет удобнее напасть на судно на ходу, чем когда оно стоит на якоре, да еще под прикрытием укрепления.
Было еще довольно светло; Питер и я разгуливали по палубе, так как мы были вахтенными. Вообще мы бывали в каюте только во время еды, так как это место не особенно приятно в жарком климате. На реке стояла еще более удушливая жара, чем на берегу. Я взглянул на берег, находившийся очень недалеко от нашего корабля, и увидел какую-то фигуру, двигавшуюся среди деревьев. Я указал на нее Меджу. Незнакомец подошел ближе, и мы увидели чернокожего безо всякой одежды. Он приложил руку ко рту, крикнул что-то и начал усиленно размахивать руками, как будто желая привлечь наше внимание. Медж послал меня к лейтенанту, который сейчас же велел спустить шлюпку и приказал Меджу подплыть к берегу и узнать, что нужно дикарю. Но тот вдруг обернулся, словно услышав или увидев что-то, бросился в реку и поплыл к нашему кораблю. Медж и я вскочили в лодку. Когда мы подплыли к дикарю, я увидел, что как раз перед нами высунулся из воды темный плавник какой-то рыбы, и сказал об этом Меджу.
– Это акула! – вскрикнул он. – И большая… Она, вероятно, поужинает бедным дикарем.
– Если наши голоса не отгонят ее, – ответил