ЕВА УИК. Книга первая. ИСПОВЕДЬ ПОЛОВОГО ХУЛИГАНА. Елена & Михаил Крамер
чтобы опасным и неприятным, но сама манера говорить настораживала – не оставалось никакого сомнения в правильности сказанного. Возникало ощущение, что человек этот абсолютно надежен. Макс привык не доверять людям. Бухнулся на затертый кожаный диван.
– Макс, – представился Макс. – Мы сегодня не выйдем?
– А что нам мешает? – удивленно и с долей обиды произнес капитан Джон.
Макс огляделся – а где же команда? Как же они вдвоем управятся с корабельными механизмами, парусами, нешуточным ветром в конце концов?
Будто предчувствуя вопрос, капитан Джон сказал:
– Не волнуйтесь, вдвоем запросто управимся. «Дикарка» непотопляемая яхта.
В голосе капитана слышались гордость и бравада.
Наверное, в юности капитан Джон был худощавым подростком, подтянутым и жилистым. К тридцати стал крепышом. К сорока пяти, а по мнению Макса, капитан Джон был немногим старше него, выглядел внушительным широкоплечим мужчиной среднего роста. Максу доставляло удовольствие представлять портреты, описывать и перекладывать естественные ощущения от знакомств на бумагу. Внешность капитана Джона и в самом деле вызывала уважение. Его пронзительный взгляд, не тяжелый, но волевой подбородок, широкий умный лоб, короткая стрижка с сединами на висках располагали собеседника к общению. Хотелось с ним сидеть рядом, слушать, будто заранее знаешь, что истории, рассказанные им будут по-голливудски интересными. Шкала Кинси… Макс подумал про свои тройку и четверку. И почему-то не смог думать о капитане Джоне – было явно, что не уместно. Знакомство и короткое общение с этим человеком создавали у Макса ощущение, что капитан Джон находился вне шкалы, и вообще вне различных придуманных людьми систем измерения.
«Электрический ток, – подумал Макс. – Каким же прибором измеряется электрический ток?»
Выпили виски. Разговор вился вокруг погоды и некоторых особенностей круизной двухмачтовой яхты под названием «Wild»», на которой они собирались выйти в море при такой явно штормовой погоде. Капитан Джон прекрасно изъяснялся по-английски, но едва заметный акцент выдавал в нем человека не европейских кровей. Макс не любил слушать о чужой жизни. Он вспоминал русского репортера – тот почти ничего о себе не говорил, но много и пространственно рассуждал о профессии и бытии: они, журналисты, зарабатывали на людских слабостях и пороках. Война была таким же пороком, как и игнорирование авторского права, проституция, снобизм и неуемная похоть. Еще что-то говорил о свободе выбора и воле.
Вскоре они отвалились от стенки причала и на дизельном ходу, не поднимая парусов, вышли в море. В бухте качало не сильно. Дуло, но не шквально. Яхта под голым такелажем слегка кренилась по ветру. Макс высовывался наружу, щуря глаза, с замиранием сердца смотрел вдаль. Он обернулся – на корме у штурвала стоял капитан, он махнул Максу рукой, мол, поехали, все ок! Когда вышли из бухты, вдарило… Макс чуть не свалился