Портартурцы. 1940—1942. Трофим Борисов
ловит их и возвращает обратно.
– Непостижимо, поручик. Ни одной дальнобойной пушки. Мы могли бы иметь бронированный поезд…
«Могли бы, нужно бы, – усмехнулся про себя Ножин. – О чем думали раньше? Молодежь – франты, а высшее командование в руках свиноподобных Стесселей. Шпионов видят в русских, а кругом – сотни людей, враждебных русским».
Ножин поморщился от неприятных мыслей. Он страшно не любил Стесселя. Генерал последние дни усиленно преследовал его.
К одиннадцати часам дня все атаки японцев были отбиты. Вражеская артиллерия замолкла. Цепи атакующих залегли на расстоянии в тысячу шагов от наших окопов, поддерживая оружейный огонь.
Прибыв на станцию Тафашин, генерал Фок принял на себя руководство боем. Полевые батареи стреляли слабо. Только с Известковой горы наши батареи по-прежнему усиленно обстреливали левофланговые японские пушки, брошенные прислугой. «Бобр» и миноносец ушли в Дальний. Со стороны бухты Кер показались свежие колонны неприятеля.
Прибыл ординарец от полковника Третьякова:
– На Киньчжоуской позиции все батареи подбиты, прислуга перебита. Полковник Третьяков боится за правый фланг и ждет подкрепления…
– Знаю! – воскликнул генерал, хмуря брови. – Как ведут себя японцы? Что там за передовыми окопами?
– Сотни пушек, ваше превосходительство. На высоте №75 находится высшее японское командование, открыто наблюдает и шлет во все стороны своих ординарцев.
– Чепуха! Не может быть.
– Так точно, ваше превосходительство.
– Ну, мы им, сукиным детям, покажем, – Генерал погрозил рукой. Его душила злоба. – Ах, прохвосты! Ах, негодяи!
Одна мысль страшно угнетала Фока: он, русский генерал, командующий дивизией, георгиевский кавалер, своим отсутствием в начале боя фактически передоверил командование малоизвестному генералу Надеину, перепутавшему направление для частей резерва. Два батальона тринадцатого полка были им отправлены не на позицию, а к деревне Тунселафан.
«Все, все перепутал. Все забыл в самые горячие минуты боя. Шепелявая баба!»
Фок в сердцах сплюнул. Он не мог успокоиться. Ему представилась высота №75, которая так близка от главного огня, а на ней японские генералы. Они – там, несмотря на грозящую опасность, а он – Фок – был за двадцать верст… Об этом будут кричать в продолжение долгих веков.
«Чепуха! Кто же знал, что наступление начнется именно в ночь, – утешал себя Фок. – Но они-то, понятно, знали… Впрочем, допустим, что я был на какой-нибудь из батарей и меня бы там убило. Опять смеялись бы. „К чему полез, старый дурак, позавидовал лаврам Скобелева?!“ Надо осмотреться. Поеду к стрелкам и полковнику Третьякову. Японцы вряд ли начнут теперь открытую атаку до наступления ночи».
Осмотр местности, прилегающей к железнодорожному полотну, подтвердил тяжелое положение наших войск, лишенных поддержки артиллерией.
Канонада