Не кормите и не трогайте пеликанов. Андрей Аствацатуров
в трубке бодрый голос Гвоздева.
– Ты – урод! – кричу я ему. – Сволочь! Подлец!
Проходящие мимо люди оборачиваются на мои крики. Трубка некоторое время хранит молчание. Катя сидит, плотно сжав губы; у нее на глазах слезы.
– Подлец! – повторяю я и добавляю со злым ехидством: – Поговорил, значит, в лучшем виде?
– Старик… – неуверенно начинает Гвоздев.
Катя закрывает лицо руками.
– Положи трубку… пожалуйста… – стонет она.
– Я сейчас всё тебе объясню, – говорит Гвоздев.
– Что ты мне объяснишь? Когда ты, сука, переламывался, я тебе за молоком бегал, с ложечки тебя кормил!!!
Мой взгляд вдруг упирается в табличку “please do not feed or touch pelicans”.
Гвоздев замолкает на несколько секунд.
– Я все сделал, как ты просил, – произносит он после недолгой паузы. В его голосе вдруг появляется воодушевление. – Сказал, что ты ее любишь, и всё такое… правда… Мы сидели у меня дома, бухали, и я ей, короче, это сказал. Ну а Катя, короче, разрыдалась от чувств, кинулась ко мне на шею, целовать стала… Ты же знаешь, она у тебя ого-го! Ну, короче, все и случилось… чисто по пьяни…
Я молчу.
Старый жук. Я горько усмехаюсь и чувствую, что злость куда-то уходит. Даю отбой и сую телефон в карман. Катя с выражением пойманной птицы роется в кармане пальто, достает бумажный платок и вытирает слезы.
Телефон начинает верещать. На мониторе высвечивается Gvozdev.
– Это Катя разболтала? – спрашивает голос Гвоздева. – Она рядом?
Я в ответ молчу.
– Сделай-ка громкую связь.
– Не командуй…
– Сделай, как друга прошу!
– Ладно, – я чувствую, что на самом деле больше не могу на него злиться.
– Катя! – кричит голос Гвоздева. – Ты тут?
– Тут, тут, – Катя шмыгает носом.
– Скажи ему, что это случайно, что мы, короче, не будем больше…
– Не будем, – покорно повторяет Катя, – и вообще – было не очень.
– Было не очень, – с готовностью подхватывает Гвоздев из телефона.
– Слышь, Гвоздев, – вдруг свирепеет Катя. – Ты вообще охренел?! Это мне было не очень, понятно?! Мне!!! Понятно?
Я нажимаю отмену громкой связи, выключаю у телефона питание и поднимаюсь.
Бывает, конечно, что трагедия превращается в мелодраму, тут уж ничего не поделаешь, но мелодрама не должна все-таки превращаться в балаган.
– Всё, хватит…
– Погоди…
– Катя, я, наверное, пойду.
– Погоди, – она решительно встает со скамейки, комкает платок и кидает его в урну.
– Ну прости, – она гладит меня по щеке.
Я аккуратно отвожу ее руку.
– Прости, – повторяет она. – Ну, хочешь, пойдем прямо сейчас в Хемпстед, в отель.
Усмехаюсь и качаю головой.
– Видишь, ты уже не сердишься. Это правда случайно… Ну прости… Ну, что мне сделать…
– Ладно, проехали.
– Ура! – Катя хлопает в ладоши. – Ой, а давай птиц покормим, а? У меня с завтрака булка осталась.
У меня нет ни малейшего желания