Осколки Сампо. Дмитрий Овсянников
так приятно было неспешно попивать за разговором после ужина. Для этого у каждого человека была особая чаша-кукса – маленькая округлая вещица, вырезанная из нароста на дереве, с одним небольшим ушком, за которое ее можно было подвесить к поясу. Кукса долго сохраняла отвар горячим, но не обжигала рук хозяина, а доброе начало, вложенное в нее резчиком, делало напиток еще вкуснее.
– Мы сейчас движемся на север, – сказал Антеро, – стало быть, держим путь к Вершине мира. Хоть до неё неблизко, но все же… Помнишь, Вироканнас как-то давно рассказывал, как этот мир устроен?
Тойво замотал головой.
– Так вот, далеко-далеко на севере, – продолжил рунопевец, – земля начинает тянуться к небу и тянется изо всех сил, а силы в земле небывалые. И от той тяги вздымает земля до самого небесного свода великую гору – высокую-превысокую и крутую-прекрутую. Склоны у той горы ровные и гладкие, как лёд, и подпирает она небо, точно столб крышу дома. Маанэллой та гора зовется, Вершиной мира, Опорой небес. Венчает Маанэллу Северная звезда – та, что светит вблизи Отавы[21], оттого не сбиваются с пути те, кто на Северную звезду смотрит, где бы ни лежал их путь. Прочие звёзды, и Солнце, и Луна вкруг Маанэллы по небесному куполу ходят день за днем, год за годом.
А внизу, у подножья Маанэллы, лежит край чужой, край северный. Много в том краю чудес странных и страшных, а народ там – сплошь злые чародеи. Туманной Сариолой зовут то место люди, а чаще того Похъёлой кличут.
– Потому что на севере[22]? – спросил Тойво.
– Либо потому что на дне. Даже руотси, представляющие себе мир не по-нашему, на своем языке называют Похъёлу дном, «Боттен». И это неспроста, – Антеро заговорил тихо, почти перейдя на шепот. – Там, в Похъёле, подножье Вершины мира, и там же – его Дно, вход в преисподнюю. Где-то у корней Маанэллы протекает река Туонела – граница между миром живых и миром мёртвых, Маналой[23]. Нет у Туонелы ни конца, ни начала, ни устья, ни истока. Разное сказывают о той реке – одни говорят, что она чёрная и тягучая, как смола, другие – что поток ее бурный и кипящий, а то и огненный, третьи верят, что мчится Туонела непрерывным потоком отточенных мечей и копий…
– А как на самом деле?
– Сам не видел, – признался Антеро. – Думаю, каждый видит её так, как свою жизнь прожил, да какую смерть принял. Знаю только, что переправиться через Туонелу нельзя иначе как на лодке, пришедшей с того берега, и что обратной дороги уже не будет. Стерегут границу Маналы грозные стражи – глаза у них огненные, а лица железные, и сами они – сыновья властителя мира мертвых, бога Туони. Ступившего на землю Маналы человека дочери Туони опоят напитком забвения, холодным и горьким, а сыновья сплетут железные сети, усаженные острыми крючьями, чтобы преградить дерзкому дорогу вспять. Пока сияет на небесах месяц и солнце ходит по небосводу, никто из живых не должен по доброй воле стремиться в царство Туони, в холод и мрак Маналы.
Рунопевец умолк;
Финское слово
Название мира мертвых происходит от словосочетания «maan alle» – «под землей».