Чудеса у меня под ногами. Очерки о находках. Дмитрий Коваль
год спустя, летом 1983 года, в Мало-Кахновском карьере, расположенном на юго-восточной окраине Кременчуга. Проходя под одним из обрывов, я с удивлением заметил торчащую из него огромную кость.
Уже сам вид торчащей из обрыва огромной чёрной кости будоражил воображение. Подобраться к ней можно было только сверху, и то очень осторожно, так как над костью залегал рыхлый песок, легко осыпающийся вниз. Взобравшись обходной тропой на многометровый обрыв, я осторожно съехал по рыхлой песчаной осыпи к его краю. Конечно, риск был велик, ведь если бы я не удержался на песчаном «эскалаторе» и соскользнул бы по нему с обрыва, то разбился бы о лежавшие внизу камни. Но соблазн добыть загадочную кость оказался сильнее чувства опасности.
Мне повезло, что рядом с костью, над самым краем обрыва, из песка торчал большой гранитный валун. Убедившись в том, что он крепко сидит в грунте, я лёг на него и дотянулся руками до кости. Дёрнул её, но не тут-то было – кость тоже крепко держалась в обрыве. Дёрнул сильнее – что-то в глубине глухо хрустнуло, и тяжёлая кость повисла у меня в руках…
Теперь можно было подробнее рассмотреть свою находку. Это был всего лишь дощатый обломок гораздо более крупной кости, которая вряд ли могла принадлежать «пропащей корове» – длина обломка составляла около 70 сантиметров. Иссиня-чёрный цвет и полировка подчёркивали его благородную древность. Вероятнее всего, это был обломок бедренной кости мамонта.
Поскольку в тот же день под этим же обрывом я нашёл два мамонтячьих зуба, очень хотелось верить, что в глубине осадочной толщи покоится хотя бы часть скелета этого ископаемого шерстистого слона.
Через несколько дней я сдал свои находки в краеведческий музей. Услышав мой рассказ о предполагаемом месте захоронения мамонта, музеевцы оживились. Кто-то даже мечтательно произнёс: «Вот бы там раскопки произвести!..» Никто из них не предполагал, наверное, что эта фраза западёт мне в самое сердце, ведь я уже давно грезил участием в настоящих археологических (в данном случае палеонтологических) раскопках. Но уже через пару дней энтузиазм музейных работников почему-то угас. Как говорят, поговорили и забыли.
Однако я не унимался и не понимал инертности сотрудников музея. Каждый раз, когда я заходил в музей или звонил по телефону, напоминая о раскопках, Алла Николаевна Лушакова, заведующая отделом природы, говорила мне, что нет бензина, или что музейный автобус сломался. Эти фразы стали почти что «дежурными». Я же тем временем начал беспокоиться, ведь уступ, где возможно залегал скелет мамонта, рабочие карьера могли взорвать или разворотить бульдозером. В конце концов, Алла Николаевна попыталась угомонить меня, дав мне прочесть какое-то постановление правительства, суть которого заключалась в запрете самодеятельных археологических раскопок. Как мне объяснили, работники музея тоже не имеют права на раскопки без официального разрешения. Но в данном случае ситуация выглядела абсурдной,