Прекрасный белый снег. Валерий Арефьев
подумал Сергей. – Глаз-алмаз. Даром что санитар». Стройная, довольно высокая на каблуках, длинные ноги, узкие прямые плечи, правильный овал лица, очаровательные ямочки на щеках, насмешливо чуть, слегка только вздёрнут носик, пшенично-золотистый хвост и почти полное отсутствие косметики. «И правда, хороша», – мелькнуло у Серёги в голове. Особенно удивили глаза нежданной гостьи – грустные, с поволокой, словно накрытые туманом и одновременно бешеные отчего-то, больные какие-то, сумасшедшие, прекрасные глаза. «Как загнанная лошадь, – подумал вдруг Серега. – Похоже, девушка с характером. Наш клиент!» Желание проводить воспитательный сеанс с женой очередного суицидника вдруг исчезло начисто, будто и не было его.
Он поднялся из-за своего широкого дубового стола навстречу посетительнице, протянул ей руку:
– Здравствуйте. Сергей Станиславович. Хотя… можно и Сергей. Так проще будет… Мы тут без особых фамильярностей… Работа, знаете ли, нервная такая, – как бы извиняясь, улыбнулся он. – Пожалуйста, проходите…
Немного растерявшись, Светка подала в ответ свою:
– Светлана.
Ладонь заведующего отделением оказалась узкой, сухой и тёплой, как свежеиспечённый пирожок с капустой.
– Проходите, Света, проходите. Присаживайтесь, – он указал на широкий, тёмно-жёлтой кожи, «профессорский» свой диван.
Кабинетом своим Сергей Станиславович гордился. В каком-то смысле это было его детище, плод самоотверженных, немыслимых усилий почти шести лет службы на этом горестном посту. «Хоть что-то же должно радовать человека в этой нелёгкой жизни, – рассуждал иногда про себя Серёга, – ну хоть какая-то, пусть даже и незначительная мелочь. Да пусть хотя бы кабинет…»
А кабинет и правда впечатлял. Конечно, там не было полотен импрессионистов и не стояла инкрустированная мебель; в те годы даже для главврача закрытого психоневрологического стационара такое было совершенно невозможно, и тем не менее! Отличная, хотя и купленная с распродажи у обанкротившегося банка обстановка (пожертвование благодарного клиента – из тех, надеюсь, помните, чей бизнес как раз и заключался в полном и окончательном решении проблем): огромный, моравского дуба стол, толстой телячьей кожи кресла и диван, секретер в накладках дерева под вишню, такое же, с накладками, бюро, цвета состарившейся меди паркетная доска, тяжёлые густо-малиновые шторы – всё это выглядело скромно и достойно. Если не сказать немного больше…
Особенной же его гордостью была картина неизвестного художника, изображавшая дикого мустанга, бешеным галопом мчавшегося в оранжевых лучах заката по выжженной солнцем прерии. Его широко раскрытые глаза играли бешеным огнём, золотистая грива развевалась на ветру, огромные расширенные ноздри, казалось, извергают яростное пламя. Он просто сверкал неистовой силой и свободой! Картиной этой Сергей Станиславович особенно гордился.
– Ну-с, Светлана, присаживайтесь. Присаживайтесь, не стесняйтесь, – повторил он, улыбаясь.
Светка присела на краешек дивана, коленки сложила поплотнее,