Средний пол. Джеффри Евгенидис
женщины, то ты испытываешь любовь ко всем без разбора. Я всегда была очень требовательной. И очень немногие отвечали моим требованиям». Некоторое время она пыталась бороться со своей предрасположенностью. «Я постоянно ходила в церковь. Но это не помогло. В то время это было самым удобным местом для встреч с подругами. В церкви мы молились о том, чтобы измениться». Когда Сурмелину застали не с девочкой, а со зрелой женщиной, матерью двоих детей, разразился настоящий скандал. Ее попытались выдать замуж, но претендентов не нашлось. Потенциальные мужья в Вифинии и так были наперечет, не говоря уже о том, что никто не хотел брать в жены дефективную невесту.
И тогда отец Сурмелины сделал то, что делали отцы всех девиц на выданье, – он написал письмо в Америку. Соединенные Штаты изобиловали долларовыми купюрами, игроками в бейсбол, енотовыми шубами, бриллиантовыми украшениями и одинокими холостяками – иммигрантами. А присовокупив к этому фотографию привлекательной невесты и сообщив о не менее привлекательной сумме приданого, он довольно быстро нашел претендента на руку дочери.
Джимми Зизмо (полностью Зизимопулос) приехал в Америку в 1907 году в тридцатилетнем возрасте. О нем было известно мало, за исключением того, что он был крутым торгашом. В целой серии писем отцу Сурмелины Зизмо не только жестко оговорил сумму приданого в стиле профессионального барристера, но и потребовал банковский чек еще до дня бракосочетания. На фотографии, посланной Сурмелине, был изображен высокий красивый мужчина с густыми усами и пистолетом в одной руке и бутылкой спиртного в другой. Однако двумя месяцами позднее, когда она вышла из поезда на Главном вокзале, ее встречал гладко выбритый коротышка с угрюмым и усталым выражением лица труженика. Любая нормальная невеста была бы разочарована при виде такого несоответствия, но Сурмелине было абсолютно все равно.
Сурмелина часто писала о своей новой жизни в Америке, рассказывая в основном про моду и свой радиоприемник, который часами слушала через наушники, она настраивала его на нужную станцию и то и дело счищала угольный налет с кристалла детектора. Но Лина никогда не писала о том, что Дездемона называла «постелью», так что кузинам приходилось читать между строк, порой пытаясь угадать по описанию воскресной поездки на Белл-Айл, что выражало лицо ее мужа: счастье или недовольство, или означает ли новая прическа Сурмелины – «я у мамы дурочка», – что Зизмо теперь может ерошить ей волосы.
И теперь та самая Сурмелина, полная собственных тайн, становилась их поверенной.
– Поженились? То есть вы хотите сказать, что спите друг с другом?
– Да, – выдавил из себя Левти.
Сурмелина только сейчас заметила наросший столбик пепла и стряхнула его.
– Вот ведь какая неудача! Стоило уехать, как тут и началось самое интересное.
Но Дездемона совершенно не была расположена к шуткам и с мольбой схватила Сурмелину за руки:
– Обещай мне, что никому не скажешь. Об этом никто не должен знать.
– Я никому не скажу.
– А как насчет твоего мужа?
– Он думает, что я встречаю своего кузена и его