Если бы мы знали. Тамара Айленд Стоун
внимательнее всего. Не из-за рассказа о борьбе со слабой психикой, а из-за того, что она чувствовала себя уютно в «Завете» и все вели себя с ней дружелюбно, хоть она и не верила в Бога.
Когда Скайлар упомянула об этом в Роще, Бейли недоверчиво на нее посмотрел и спросил:
– Ты не христианка?
– Не-а, – спокойно ответила Скайлар. – Никогда ею не была.
– А кто же тогда? – уточнил Кевин.
– Никто, наверное. А что? Это важно?
Все от нее отвернулись и заерзали на своих местах: я почувствовала их возникшую неловкость. В «Завете» особенно пристально обращали внимание на силу веры – точнее, на недостаток таковой, и Скайлар этого не замечала только благодаря тому, что все держали свое мнение при себе.
Аарон усмехнулся и нажал на паузу.
– Пожалуй, это лучше вырезать.
Я улыбнулась.
– Да, сомневаюсь, что папа оценит посыл ее слов.
Аарон выделил нужный отрезок, нажал «удалить», и признание Скайлар исчезло, словно его никогда и не было.
– Интересно, каково это, – невольно произнесла я.
Я не собиралась озвучивать свои мысли и ответа не ждала, но Аарон решил, что это вопрос, обращенный к нему: все-таки мы сидели вдвоем в одной комнате.
– Каково не быть христианином?
– Нет, не только. Я обо всем. Как можно слушать папину проповедь по понедельникам, рассказы учителей в классе и ни во что из этого не верить?
– Скайлар, похоже, все устраивает. – Аарон открыл новый файл и начал перетягивать выбранные сегменты в пустой экран видеопроигрывателя. – Меня всегда восхищали убеждения других людей. Или их неверие во что-либо. А тебя?
Восхищали – не самое подходящее слово. Да, мне было любопытно, и то, честно говоря, до недавнего времени я вообще об этом не задумывалась – до того, как мы с Эмори поругались и она заявила, что у меня нет ни одной собственной, оригинальной мысли в голове.
Вместе с этими словами Эмори мне вспомнились и другие, и они закрутились у меня в мозгу, звуча все громче и громче.
«Всегда проще согласиться с отцом, да? Зачем думать самой, если это не обязательно?»
Мое сердце забилось быстрее.
«Отец – твоя слабость, Ханна. Ты веришь всему, что он говорит. Всему, во что верит он. У тебя ни о чем нет собственного мнения!»
У меня скрутило живот, и я поежилась.
«Ты долбаная овца!»
– Ты в порядке? – спросил Аарон.
Я резко распахнула глаза, поняв, что изо всех сил сжимаю пальцами виски.
– Да, – ответила я, медленно опуская руки.
– Слушай, все хорошо. Что бы это ни было.
Я кивнула, хотя хорошего в этом, конечно, было мало. Тем утром она не сказала мне ничего хорошего.
– Хочешь об этом поговорить? – сказал Аарон.
Кровь прилила у меня к щекам и кончикам ушей. Я помотала головой, хотя в глубине души мне хотелось обо всем ему рассказать. Я ни с кем не поделилась подробностями нашей с Эмори