Траектория полета совы. Кассия Сенина
в этом смысл? Снова символы, но… всего лишь символы, не так ли?
– Есть ведь еще Филиокве,1 – осторожно заметил Киннам.
– Ах, оставьте! Я уверен, что можно было найти приемлемые формулировки, договориться. Может быть, и найдут еще… Но не при мне и даже не при ваших детях, это уж точно. Если только с миром не случится что-нибудь ужасное и былые непримиримые противоречия не станут казаться иллюзиями.
– Здесь я ничего не могу сказать, ваше святейшество, – задумчиво ответил великий ритор. – Мне кажется, православные и католики уже настолько разные, настолько иначе мыслят и существуют, что их соединение… Взять хотя бы нашу официальную мифологию, касающуюся чуда избавления Города. Ведь считается, что оно произошло исключительно благодаря отвержению унии с Римом…
– То Рим! Между прочим, я иногда ставлю здесь с гостями интересный эксперимент. Пожалуйте вот в тот, дальний угол, к столу.
Киннам встал и направился туда, куда указал понтифик. Следом подъехал и папа в своем кресле. На столе лежал большой кусок дерева, обитый малиновым бархатом, рядом – изящный серебряный молоточек и несколько коробок с разноцветными гвоздиками.
– Пожалуйста, господин ученый! Какие гвоздики вам больше нравятся? Медные, бронзовые, латунные? С чернью? Извольте выбрать любой и забить в это полено, – весело предложил папа.
Феодор взял небольшой медный гвоздик и несколькими ударами погрузил его в дерево по самую шляпку.
– Получилось? Гвоздик был медный, не так ли? Поверьте, люди до вас выбирали самые разные. А теперь присмотритесь: велика ли разница? Попробуйте хотя бы найти свой.
Киннам усмехнулся: от ударов молотком тонкое медное напыление стерлось и гвоздик его… Но где же, в самом деле, гвоздик? Бархат был весь усеян блестящими шляпками, ничем не отличавшимися одна от другой.
– Да, таков наш мир – сплошная имитация, – серьезно подытожил Киннам. – Но, согласитесь, этот опыт имеет смысл только в том случае, если гвоздики сделаны из одного материала и лишь слегка покрашены в цвета разных металлов.
– Разумеется! – воскликнул папа. – Но разве вы не согласны, что и с разными людьми чаще всего дело обстоит именно так?
– Соглашусь, пожалуй, – ответил Киннам и почему-то вспомнил об Афинаиде.
«Все-таки интересно: мы с ней такие разные, – подумал он, – но не скрывается ли под внешними различиями нечто общее? По крайней мере, нам обоим жизнь задала изрядную трепку, хотя и разного свойства… Да, ведь у нее сегодня доклад! Надо послать свиток ближе к вечеру, узнать, как всё прошло, она так волновалась…»
– Ну, прощайте, господин Киннам, – вдруг произнес папа. – Очень был рад встрече с вами и… Я знаю, у вас хорошая память на образы и разговоры.
Взглянув в лицо Иоанна-Павла, Киннам заметил признаки уже знакомого беспокойства и озабоченности.
– Прощайте, ваше святейшество! Полагаю,
Филиокве (лат. Filioque – «и Сына») – добавление к латинскому переводу христианского Символа веры, начавшее распространяться на западе еще в конце VII в. и окончательно принятое Римской церковью в XI в., утверждающее, что Святой Дух исходит не только от Бога-Отца как от причины, но и от Сына. В Византии эту прибавку к Символу сочли незаконной и еретической, что стало одним из поводов для разделения восточной и западной церквей.