Провинциал. Рассказы и повести. Айдар Сахибзадинов
прежде утверждал страдалец. Единомышленник так вовремя, так кстати! Страдалец желает наделить его фактами, вырезками из газет, записями, сделанными химическим карандашом. Сучит руками по бокам и под мышками, но ладони соскальзывают вдоль клапанов, шелестят лавсаном, ибо на погребальном фраке отсутствуют карманы. И – о, как жмут от гнева картонные ботинки!
Правда торжествует через века и тысячелетия, но при условии, что историк осилит авторитет царей и завоевателей, исторический подлог. И тогда осыпаются в мел лжесвидетельства Навуходоносора, проступают, как симпатические чернила, на надгробиях сбитые письмена и о фараоне Эхнатоне, и об истинных Рюриковичах в усыпальнице Архангельского собора.
Меняется сознание человека и при умопомрачительных пытках, оргазмах, восторгах, происходит сдвиг впечатлений. А ещё существует эффект плюсквамперфекта памяти, – позапрошлое, которое вспоминалось в недавнем прошлом, обдумывалось, обкатывалось, как леденец, постепенно меняло форму – да так и задвигалось в мозговой отсек в изменённом виде…
Подмена происходит и во сне, и под косвенным впечатлением, подсознательно цементируется, и орфографическое правило, которому ты несколько лет следовал, оказывается на поверку ошибочным. Как же!? – восклицаешь ты, – я помню, как учительница, ходя по классу, методично повторяла это правило. Ещё «пошёл» капрон на её ноге, широко и бесстыдно – по всей длине. Ей пришлось снять чулки, и она всё ходила с голыми ногами, всё твердила это правило. И когда ты нынче самоуверенно, с росчерком, выписываешь какой-нибудь документ, союз «чтоб» у тебя вылетает раздельный. Ты употребляешь это слово с удовольствием, ты уверен в нём, ибо при написании видишь твёрдый постав учительской ноги, мускулистой и непоколебимой, как буква закона. Вот так злополучный союз раздвоила трещина на капроне.
В школьном саду моя одноклассница снялась на фото в день последнего звонка – майским днём сидела на корточках, блестя на солнце белым фартуком, белыми коленками и чистым секстинским лбом, щурилась. За оградой росли старые вязы. На уроках физкультуры мы бегали там стометровку, и эти деревья приходилось обегать. Я хорошо помню, что дупла вязов были заделаны кирпичной кладкой, чтоб там не лазили мальчишки. Теперь этих вязов нет. Это не то, что их срубили и тщательно заделали асфальт. На том узком тротуаре вдоль каменного забора просто невозможно расположить такие мощные стволы, человеку не будет дороги. Не думаю, что произошёл какой-то сублимационный сбой или обмен – и эти деревья из жизни какого-нибудь Ассименилая, что живёт на другой стороне планеты, нечаянно залетели ко мне в память, а ему, в свою очередь, – воспоминание о том, как некто тянул девочку за косу, жидкую, белую, невиданного цвета в его семитском селении. Но что же с вязами? Куда ушли великаны, в какую страну? Может, это движенье пластов земли? Можно себе представить, сколько пропало в садах зарытых кладов! На бесконечных просторах Нечерноземья, сотканных из шести дачных соток! Что – их грабят соседи, наблюдавшие