Провинциал. Рассказы и повести. Айдар Сахибзадинов
в песок носком начищенного сапога пустые гильзы – всё медленней и глубже… Не выдержав, наконец, вскинул «шмайссер» и выпустил в горящий хлев весь «рожок». И потом у него целый день тряслись пальцы рук.
Зальца тянуло в эти места. Мир, который ему предстояло тогда покорить, начинался отсюда – и поэтому он полюбил эту чуждую, нищую землю. Здесь он был молод. Зальц вскинул глаза – и лысые веки его покраснели…
Он помнит желтоволосую девушку. Её вытащили за косу из дома. Она с размаху шлёпнулась с крыльца наземь и испуганно примолкла. Сухая ссадина на её колене медленно пропиталась кровью, поглотила золотинки волос…
Рядовой эсэсовец с расцарапанной щекой опустил ствол – и дёрнувшаяся нога сбросила каплю в пыль. Колени раздвинулись, как у роженицы…
Унтер Зальц только отвёл глаза… Но после, насилуя девок, непременно делал на их телах ранки, а после войны едва сдерживал себя, чтобы не прокусить до крови плечо своей Гретхен, – видя всегда то колено…
Зальц глядел через поле на кирпичную постройку водозабора. Из небытия всплывали печальные лица соотечественников, Курта и толстяка Вилли, убитых партизанами.
И заложников сжигали в конюшне. Зальц стоял в оцеплении у того оврага. Дым по волглой траве стлался в его сторону. В конюшне кричали, доносилась возня ошалевшей овчарни. Уже потрескивало, начало припекать плечо, дым ел глаза. И вдруг сквозь слёзы Зальц увидел двух мальчишек, бежавших вниз от пылающей постройки. Зальц встал на пути – и те двое превратились в одного, остолбеневшего. Это был шароглазый подросток. Остановившись, он поскользнулся и, съехав по траве, сбил Зальца с ног. Зальц схватил его за мокрую рубаху на тощей груди, но тот, хрипя, прокусил ему руку и полетел вниз.
Платиновый дракон танцевал в арийской крови. Зальц поднял автомат и, лёжа на боку, долгой очередью подрезал-таки прыжок: мальчишку косо вертануло в овражный кустарник.
«Сколько лет они говорили о возмездии, – думал старый Зальц. – Я – убивал. Возможно, уничтожил родичей Тихона. И вот, стою на его Фатерланд. Стою как хозяин. А он готов лизать мне руку… Надо дать ему что-нибудь. У меня есть коньяк…»
Бескровные губы Зальца скорбно сжались, веки опали шалашиками.
Тёмное облако над лесом ширилось; где-то погромыхивало. Зальц прошёл немного и обернулся: тучи шли стеной.
Зальц пересёк поле. Вдруг над головой оглушительно треснуло. Это было так неожиданно, что он присел. Раскат опередила новая трещина, прошлась по небу росчерком стеклореза. Зальц прожил долгую жизнь, но не мог вспомнить, что бывают осенние грозы. Нет, осенью он положительно не видел гроз!
Между тем обнаружил, что стоит на открытой дороге. Так может ударить молния. «Возмездие»… – усмехнулся он. До околицы, где чернела изба с неубранной рожью на огороде, расстояние – с милю, до водозабора – столько же. И Зальц неторопливой трусцой направился в сторону села. Сзади грохотало, шумел ливень. Он хотел наддать, но передумал, – никогда не надо торопиться.
Новая