Два лета. Эми Фридман
ей или написать. Я вся сжимаюсь при воспоминании о нашей перепалке на кухне.
«Ты не хочешь, чтобы я была счастлива! – крикнула я. – Я уже готова! Мне почти шестнадцать! – Я, кажется, даже по-детски топнула ногой. – Почему ты все-таки так ненавидишь отца? Он оплатил поездку. Следует отдать ему должное!» На глаза набежали горькие слезы. Мама не стала меня утешать. Ее губы побелели, и она гневно сказала: «Я знаю, твой отец вдруг возник со своим великолепным предложением. Но должна тебя предупредить… – Она снова откашлялась. – Твои ожидания могут не оправдаться. Не все то, чем кажется».
Ее загадочность еще сильнее расстроила меня, будто зачесалось где-то на спине, где никак не достать. Слезы полились у меня из глаз, и я сказала, что мама ко мне несправедлива, а она ответила, что ее действия продиктованы заботой обо мне, – отговорка, которой любят пользоваться родители, когда бывают несправедливы. Я выбежала из кухни, а когда Руби в конце концов подъехала за мной, я вышла из дома, не попрощавшись с мамой.
Теперь я достаю сотовый и вижу два пропущенных звонка и сообщение от нее. К чувству вины примешивается вкус победы: она извиняется первой. Однако она прислала лишь вот это: «Сообщи, когда приедешь в аэропорт, ладно?» Холодно и отстраненно.
Свободной рукой кручу браслеты на запястье. Как ответить? Столбик батарейки красный и убывает. Процента два, наверное. Думаю, я могла бы просто написать в ответ, подражая ее тону: «На месте, скоро посадка». Руби именно это и посоветовала бы, я не сомневаюсь. А мне на самом деле хочется сказать так: «Мне жаль, что мы поругались, мам. Скажи, пожалуйста, что моя поездка во Францию пройдет отлично, потому что мне вообще-то немного страшно, хорошо?»
Прежде чем я успеваю что-то написать, я замечаю, что французские мама с дочкой продвинулись далеко вперед, и спешу к ним, сокращая расстояние между нами. В ту же секунду я вижу, что небо над взлетной полосой разрывает яркая молния. У меня от страха перехватывает дыхание. Люди вокруг тоже беспокоятся. Снаружи гремит гром. «Плохая примета, плохая примета, плохая примета», – думаю я.
«Ты видела это?» – пишу маме дрожащими пальцами. «Нет». Ее ответ приходит мгновенно; интересно, она что, все это время мобильник из рук не выпускала, ждала? «Что там?» От Хадсонвилла до аэропорта как минимум километров шестнадцать, и гроза туда могла еще не дойти. Пассажиры у выхода на посадку приглушенно переговариваются и смотрят в окно. Слышится треск динамика, и представитель авиакомпании спокойным голосом объявляет, что посадка продолжается и погодные условия не создадут угрозы безопасности полета.
У меня холодеет внутри, я хватаю мобильник. Не хотелось бы тревожить маму тем, что я видела. И если бы погодные условия были действительно опасные, успокаиваю я себя, авиакомпания отменила бы рейс. Ведь правда же? Но откуда мне знать? Мне еще даже шестнадцати нет. Я пытаюсь мысленно связаться с Руби, спокойной и знающей на все ответ. Поднимаю выше голову и делаю шаг. Теперь очередь двигается быстро.
«Ничего, –