Пока смерть не обручит нас. Ульяна Павловна Соболева
Ивановича Парфенова, который принял нас в клинике и гнобил интернов, как мог, вплоть до откровенной дедовщины. Я помнила это выражение лица «я все знаю, а вы идиоты» и вот этот устрашающий вид, будто не моргая расчленят вас и не испытают при этом ни малейших эмоций. Но спустя несколько лет мы фанатично на него молились и мечтали, что когда-нибудь станем похожими на него… И чем дольше я смотрела на лицо Потрошителя, тем сильнее мне казалось это сходство. Как будто Парфенов так же, как и герцог-Михаил, как и я, оказался здесь. От этого узнавания я снова захотела заорать и дернулась всем телом, замычала, широко распахнув глаза. Пусть посмотрит мне в лицо. Пусть меня узнает! Я ведь была его ненавистной ученицей, он клялся, что я не продержусь и недели. Они что, позвали играть в эту игру всех, кого я знала?
Когда-то, когда я впервые захотела стать врачом, мама сказала мне, что практику надо проходить в морге, и мое желание тут же превратилось в дикий ужас. Но когда умер отец, я этот ужас подавила и заставила себя идти в медицину. Я хотела изучить его болезнь, хотела помогать людям. Я искренне верила, что смогу это сделать, и даже морг не мог меня испугать.
Но, глядя тогда на Парфенова, я поняла, что в морге он, скорее всего, родился, и это было самое любимое место в его жизни. Мне надо было сейчас о чем-то думать. Пусть даже о такой ерунде, об откровенной чепухе, о своем поступлении и о том, как окончила учебу. О чем-то, только не об этом жутком месте, не о том, что здесь происходит… иначе я бы сошла с ума. Особенно когда он взял в руки какой-то железный предмет и задрал на мне рубашку до самых бедер. Стоп! А ведь Парфёнов никогда не говорил, что учился на гинеколога! Он был светилом терапии и никакого отношения к акушерству не имел. Или… у меня все в голове смешалось, и мой мозг выдает мне сюрреалистические кошмары?
Сжалась, напряглась всем телом до состояния застывшего камня. Но… ничего пока не произошло. Я приоткрыла один глаз и увидела, как он протирает свой инструмент каким-то раствором. Но легче мне от этого не стало. Приблизился ко мне, и я вся инстинктивно сжалась еще больше, если это было возможно.
– Расслабьтесь, миледи, иначе я причиню вам боль. Моя цель не в этом, и я не палач. Дайте мне выполнить мою работу, и все закончится очень быстро.
Его голос, также похожий на голос Парфенова, немного утихомирил панику во мне, понизил градус кипящего адреналина и пульсирующей в ушах паники. Он ощупал мою грудь, мой живот. Не как мужчина, а очень беспристрастно. Я сдавила кляп зубами и зажмурилась, когда меня коснулось что-то холодное.
– Максимум расслабления. Медленно выдохните и расслабьте все мышцы.
Я приготовилась к дикой боли, приготовилась к чему-то ужасно невыносимому… и еще я знала, что он там увидит. Если это все не фарс и не игра, то сейчас все в этой зале вынесут мне смертный приговор, и моя казнь будет ужасной и лютой. Потому что я уже давно не девственница. Он это увидит, скажет во всеуслышание, и меня объявят вне закона. Лекарь одернул подол моей рубашки и отошел в сторону. Он снова протер свои