Фатум. Том второй. Голова Горгоны.. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский
Богу, ты жива, дочка! Всё, кажется, кончилось. – Он прижал ее к себе. Губы без устали шептали молитву. Антонио боялся посмотреть в глаза дочери, чтобы не выказать страха, коий все еще принуждал корчиться угол его рта, а она удивлялась его слезам и заботе, не припоминая, когда в последний раз он говорил с ней без подзатыльника.
Над ними быстро расходилось небо.
Глава 3
Антонио ощупал увесистый, жадно набитый реалами и пиастрами майора кожаный пояс, перекрестился и облегченно вздохнул. «Деньги чужих глаз не любят! До дому бы довезти!» Затем враждебно посмотрел на торчащую за лесом базальтовую твердь. Она была сморщена и равнодушна, точно лик древнего старца. Местами буйную зелень раздвигали клинья черного обсидиана – выбросы вулканической породы.
– Калифорния! – прошипел он и плюнул в сторону каменистой гряды, будто хотел утопить ее; шаркнул пятерней по курчавой опушке волос и гаркнул:
– Эй, дочка, ну-ка поди сюда, разговор есть.
– Все твои разговоры заканчиваются лаем. – Тереза, не поворачивая головы, продолжала укладывать вещи в империал. – Я устала играть в кошку с собакой.
Папаша хмыкнул в ответ и выудил из походной сумки тыкву. В ней что-то еще булькало, и он, хлопнув затычкой, приложился на совесть. Нервы его слегка отпустило; старик почувствовал себя лучше, увереннее, он крепко «потел», желая надраться в стельку.
Когда «засуха» в горле была снята, он прогремел носом в шейный платок и вновь поднасел на Терезу:
– Всего пару слов, дочь! Уважь, наконец, отца!
– Это уже больше двух слов, па! – С поклажей было покончено, и она теперь ловко боролась ореховым гребнем со своей гривой.
Муньос почесал лысину:
– А ты умеешь считать, девка, хотя и мозгов у тебя в мать – шиш. Слов-то у меня, может, и больше, да только два из них стоит не забывать…
– И какие же? – раскрасневшаяся Тереза сдула вол-нистую прядь со щеки.
Папаша тревожно огляделся и ляпнул:
– Капитан Луис. – И, не давая опомниться, навалившись на козлы колышущимся животом, захрипел: – Похоже, мы тут завязли, чайка, и по уши. Клянусь Святым Мартином, у нас на хвосте не только монахи, но и твой беркут со своей стаей, а это… – он сузил глаза и скрежетнул зубами, – считай, что у всех нас на спине по мишени. Послушай! – он подскочил к дочери и жарко задышал в лицо. – Я согласен, твой дон сыпет монеты как зерно курам, – Початок шваркнул ладонью по лоснящемуся по-ясу, – но, черт возьми, всех денег не соберешь!
Он замолчал, глубоко хватил пахнущего лимоном воздуха и причмокнул губами, будто смакуя душистое вино.
– Знаешь, Терези, лихорадка к пиастрам у меня по-убавилась на пинту-другую… Зато появилось желание жить! Надо бежать! Ты со мной?
Она нервно рассмеялась, отпрянула от отца. В быстрых движениях сквозила природная грация, недоступная белым женщинам. Она уже была донельзя сыта выкрутасами папаши и, признаться, привыкла к ним, как привыкают в Мексике к угонам скота индейцами.
– Знаешь, –