Фатум. Том второй. Голова Горгоны.. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский
важные тросы, растяжки и крепления были продублированы, палубные надстройки-времянки разобраны, чтобы уменьшить опасность быть калеченными обломками досок; нижние реи матросы укрепили цепями, а между орудиями расставили лохани с водой, в которых мокли одеяла и отрезы парусины для тушения возгораний иль местных взрывов. Корыта помельче были полны разведенным уксусом для охлаждения стволов корабельных орудий, и повсюду в проходах меж палубами, на реях, среди хлюпающих под ветродуем парусов загорелые пушкари развесили кадушки с раствором квасцов. Из баталерки плотников и столяров были вынесены свинцовые и медные пластины, войлок и буковые чурки, чтобы те были под рукой на случай заделки пробоин.
Райфл радостно наблюдал за взявшимся повсюду оживлением. Канониры воевали с дополнительными штуртросами66 на корме, закрепляя снасти, очищая фордек, и собирались натягивать вдоль бортов полотнища парусины, чтобы укрыть команду от прямого прицельного огня; вдруг на во-ду пал густой туман, сокрывший не только маячивший вдалеке фрегат, но и саму «Горгону», да так, что стоявший на юте матрос не мог разглядеть бушприт собственного судна.
* * *
Весь остаток дня и ночь прошли как на иголках. Гелль пугал своей мрачливой замкнутостью. Никто не осмеливался воткнуть вопрос или еще чем его побеспокоить.
Не снимая туфель, капитан лежал на своей роскошной кровати, уткнувшись лицом в подушку, и думал, не в силах простить себе случившегося. Второй месяц его «Горгона» кроила волны в поисках «Северного Орла», второй месяц ему приходилось выслушивать ропот команды, подстрекаемой боцманом. Пиратам нужна была добыча, крупная, удачная, с сундуками, набитыми добром.
Старик сжал кулаки: чертов туман, казалось, не собирался рассеиваться. Он перевернулся на правый бок и дол-го отрешенно смотрел, как играет огонь в хрустале графина и на кабошонах испанского кубка, на переливы шелка, которым были затянуты стены, с завитками золотых цветов, птицами и травами. Пару раз в каюту заглядывал Ипсилон, справиться, что да как, но Коллинз даже не повернул головы и не оторвал глаз от стола. Потом он еще долго лежал, удивляясь своей апатии и бездонному равнодушию, окольцевавшими его как пойманного, выбившегося из сил зверя.
Предстоял крупный бой, а быть может, и гибель. «Один черт, сойдемся бортами, когда канет туман…» – Гелль сунул в рот трубку.
Нет, он не боялся смерти. Эта мысль не особо тревожила его. Страх смерти – как он уже давно для себя решил – всегда хуже самой смерти. Хотя кто знает, с годами жизнь становится дороже и краше вдвойне. Однако сейчас, запершись от всех, он мучился другим: бездействием и одиночеством. Память прошлого точно сидела рядом за столом. Старику вспомнилось забытое времечко; он покачал седой головой, будто выпил стакан печали.
Как-то пьяным баталером Нэдом он был избит и заколочен в трюм; тогда ему, Геллю, было не более четырна-дцати лет от роду, их разбойничий приватир67 шнырял по-старинке у берегов Ямайки, поджидая испанские галеоны, плывущие к родным
Штуртрос – то же, что штурвальная цепь, т. е. металлическая цепь (или трос), соединяющая румпель (рычаг руля) со штурвалом. (Прим. автора).
Приватир – судно, которое судовладелец сдавал пиратам в аренду за определенный процент добычи (обычно довольно высокий). Говоря о приватирах, хочется напомнить читателю и о испано-американских рес-публиканских каперах и о так называемом патенте. Патент, или капер-ское свидетельство,– письменное разрешение, выдававшееся владельцу торгового судна (каперу) правительством какой-либо воюющей державы на право захвата неприятельских торговых судов, а также для осмотра нейтральных судов и захвата их в том случае, если там будет обнаружена военная контрабанда. Каперство было запрещено в 1858 году Парижским международным конгрессом. (Прим. автора).