Булат Окуджава. Вся жизнь – в одной строке. Марат Гизатулин
директора. Но вот прошло уже два месяца, а директор в нашу школу всё ещё Вами не прислан. Прошу Вас поскорее разрешить вопрос о назначении директора в нашу школу. Во втором полугодии я директором работать отказываюсь, т. к. на такой работе работать не могу. Школа от этого несёт только ущерб.
Однако все его увещевания и отказы работать директором не возымели действия, и Михаилу Илларионовичу суждено было доработать в этой должности до прибытия в школу Булата Окуджавы и в связи с этим попасть в историю. Потому что с этим Окуджавой трудно не попасть в историю.
Вместо воспитания учеников директор вынужден был заняться воспитанием учителей, не сильно, впрочем, на этой ниве преуспевая. Тем более, новичков довольно большая компания собралась – вместе с супругами Окуджава девять человек. Девушки при поддержке Булата осмелели. Может, и Окуджава был бы менее строптивым на новом месте, но в окружении молодых красивых девушек, которые смотрели ему в рот, он расцветал. И как-то так получилось, что он и его компания скоро уже как будто противостояли всему остальному педагогическому коллективу.
Но в самом первом конфликте Булат был ни при чём. Майя Суховицкая, девушка из Москвы, из интеллигентной семьи, у которой папа был доцентом Московского текстильного института, первая взбунтовалась.
Она должна была осенью принять задолженность у одной ученицы по сочинению. Вот что она рассказывает:
– …ведь существовали определенные каноны, как писать сочинение: навание, тема сочинения, потом сложный план, потом – содержание. Никакого плана у неё не было вообще. Никакого содержания по сути не было тоже, кроме ошибок. У неё было тринадцать ошибок. Это я на всю жизнь запомнила. Естественно, я ей поставила единицу. Я же должна была в протоколе ставить свою подпись. Что я ещё могла ей поставить?
Вызывает меня директор и говорит: «Майя Семёновна! Надо ей поставить тройку». Я говорю: «Я не могу». Он меня запер в кабинете и говорит: «До тех пор, пока вы ей не поставите удовлетворительную оценку, я вас буду держать в закрытом кабинете. Выйти вы не сможете». Говорю вам абсолютно дословно.
Сначала он орал на меня – я молчала. Потом он решил со мной по-хорошему и говорит:
– Майя Семёновна! Вы же видите, с кем вы имеете дело? Вы видите, что это за контингент? Что это за девочка? У неё там миллион этих детей в семье, у неё отца нет. У неё то, у неё сё.
То есть стал бить на жалость.
– Кроме того, вы же понимаете, что при таких её данных вы её ничему не научите. А процент успеваемости существует по школе. И это будет висеть на вас.
Я подумала-подумала – а ведь он прав: чему я её научу, ведь она десять лет отучилась – и такие знания? Чему я её научу? Я же её не буду опять учить десять лет?
– Хорошо. Я поставлю ей удовлетворительную оценку с условием, что вы порвёте это сочинение, чтобы оно нигде не значилось. Будут всякие проверки, комиссии, а мне отвечать.
И на моих глазах он берёт это сочинение и рвёт. Я ставлю тройку. Так начались