Просто сказка. Сергей Тимофеев
князю по душе и поперек слова молвить не мочь. Сказал князь: «Пойдем половцев бить!», наморщить лоб, просветлеть и важно молвить: «Да-а-а-а, вестимо, бить пойдем, отчего ж не побить». А ну как передумал, замиримся, мол, опять-таки важно: «Да-а-а-а, вестимо, замиримся, отчего ж не замириться».
– Так зачем дума нужна, коли она все время соглашается? – не понял Конек.
– Вот тебе и на, – удивился Пахом. – Кто ж говорит, что все время. Они заранее промеж себя договариваются, кто соглашается, а кто сомневается. Те, кто «за», уговаривают тех, кто «не уверен», а в итоге все по-царски и выходит. К слову сказать, все друг с дружкой так или иначе родством повязаны, со стороны туда ходу нету. Один за одного горой стоят. Иначе нельзя. Наказать кого – это что ж получится, и остатних можно?.. – Мужик неожиданно оборвал нить рассуждений. – Тут кум возьми да и скажи: чем попусту лаяться, не лучше ль подраться? В шутку сказал, так просто, не со зла. Так мы ж за чистую монету совет тот взяли…
Пахом снова осторожно потрогал нос.
– Вот ведь пакость какая.
– А что ты про яму-то начинал, про котел? – спросил царевич.
Мужику торопиться было некуда.
– Баба тут стояла, каменная. То ли половцы поставили, то ли латыняне, кто ж его знает. Полезная баба была, не смотри что без рук. Для разъезду полезная. Вот едут навстречь две телеги. Телеги две, а дорога одна. Смекаешь? Один другому в жисть не уступит. Это ж слезать надоть, волов оборачивать… Здесь и разъезжались. Кто справа, кто слева… Так он и ее приспособил. Я, говорит, аккурат посеред двора фонтан выкопаю, и ее поставлю, пускай как в Европах будет. Пора нам, говорит, в Европы окна рубить. Выкопал он ее, под ней котел чугунный и обнаружился. Обрадовался Иван Скоробогатый, еще больше, говорит, разбогатею, второе стадо коров прикуплю. Уволок все к себе, яму не засыпал, а колеи дорожные сровнял, из двух одну сделал, мол, испокон веков так было. Кум Романов тут и подсуетился. Ты бы, говорит, дело доброе сделал. Продал бы мне котел-от, для баньки. А Иван, правду сказать, мужик незлобливый да некорыстный шибко. Прикинул он, на сколько ему клада должно хватить, да и говорит: бери, говорит, даром. Я, мол, не боярин, шубу с плеча пожаловать не могу, а чугун забирай. Вот сейчас занесем ко мне в дом, он, к слову, на двух быках до двора его пер-то, и как только на воз взгромоздил, ума не приложу, занесем, ты выйдешь, я опростаю, да тебя и позову. Тогда и забирай. На том и порешили. В общем, поперли они котел. А тот, вот не сойти с места, пудов в двадцать…
– Так уж вдвоем да двадцать пудов потащили? – усомнился Иван.
– Как на духу говорю, как есть двадцать, чтоб онучи расплелись, ежели хоть на фунт приврал… Прут, пот с них, хоть сейчас солеварню ставь, – продолжил рассказ Пахом, заплетая правую онучу. – Да и зацепились крышкой за косяк, вишь, снять-то ее и не подумали. Оно и правильно: чего второй раз ноги бить… Слетела крышка, накренился котел, из него и выпал… Кто б, вы думали? Мужик!.. Здоровый, что твой сарай… Рыжий, морда наглая, сам в рубахе красной, атласной, расписным кушаком подпоясанный, в сапогах с хрустом…