Ф.Булгарин и А.Пушкин. Сравнительное жизнеописание. Владимир Петрович Бровко
(если не ошибаюсь) полка.
Справка: Палицын 2-й Иван Иванович (1763-1814) – генерал-майор (12 декабря 1807 года). Родился в 1763 году в селе Ладоховка Красненского уезда Смоленской губернии, происходил из дворян, 1 января 1775 года поступил на военную службу сержантом Шлиссельбургского пехотного полка, 11 августа 1783 года переведён в лейб-гвардии Преображенский полк, принимал участие в русско-турецкой войне 1787-1791 годов, отличился при осаде и взятии крепости Килия, получил ранения в левую руку и ногу при штурме крепости Измаил, 1 января 1790 года награждён чином капитана с назначением в Алексопольский пехотный полк, 11 декабря 1790 года – майор.
28 мая 1800 года – полковник, 18 февраля 1801 года – командир Алексопольского мушкетёрского полка, участвовал в Средиземноморской экспедии 1805-1806 годов на остров Корфу (Corfu) и к Неаполю (Naples), 23 июня 1806 года – шеф Фанагорийского гренадёрского полка, 13 сентября 1806 года – шеф Орловского мушкетёрского полка, переименованного 19 октября 1810 года в 41-й егерский полк.
Участвовал в русско-турецкой войне 1806-1812 годов, сражался при Браилове, Кюстенджи, под Шумлой и при Батине, 12 декабря 1807 года – генерал-майор, в ходе Отечественной войны 1812 года командовал 3-й бригадой (6-й и 41-й егерские полки) 12-й дивизии 7-го пехотного корпуса 2-й Западной армии, сражался под Салтановкой, Красном, при Смоленске и Бородино, где был тяжело контужен с параличом правых руки и ноги, 16 мая 1813 года отправлен в бессрочный отпуск для поправления здоровью и к активной службе более не вернулся.
Умер в селе Ладоховка 28 сентября 1814 года в возрасте 51 года. Награждён орденами Святого Георгия 4-го класса, Святого Владимира 3-й степени, Святой Анны 2-й степени с алмазами, крестом за Измаил и золотой шпагой «За храбрость».
«Он подошел к моей матушке, успокоил ее, изъявил сожаление, что она, из опасения его земляков, подверглась такой опасности; уверил, что никому, даже последнему мужику, солдаты его не сделают ни малейшей обиды; потом, обратясь к сестрам, сказал с улыбкой, что он сберег их ноты, фортепиано и гитары, и оставил их комнаты незанятыми, и наконец, увидев меня уже на коленях у матушки, взял на руки, поцеловал и спросил, хочу ли я с ним подружиться.
Видя, что появление его всех успокоило, я крепко обнял его за шею и сердечно расцеловал, отвечая, что хочу быть его другом, если он не убьет никого из нас.
"Я, дружок, тогда только убиваю, когда на меня нападают, и защищаю тех, кому нужна моя помощь".
Это сказано было не для меня, а для всех. "До дома еще далеко", сказал капитан дамам: "и вы не дойдете пешком.
Прошу покорно подождать, я помогу делу…" И капитан, посадив меня на колени матушки, удалился, оставив всех в удивлении и недоумении. Тогда так боялись русских, что матушка моя не верила, чтоб капитан был природный русский, и сказала:
"На счастье наше, это или поляк, или лифляндец, или курляндец! (albo Polak, albo Liflandczyk, albo Kurlandczyk)".
Впрочем, капитан Палицын весьма недурно говорил по-польски; он провел долгое время в Польше и, как после сказывал, имел искренних приятелей между поляками. Еще бы такому человеку