Киборг-национализм, или Украинский национализм в эпоху постнационализма. Ирина Жеребкина
является киборг-женщиной в их системе национальных ценностей.
В этой ситуации дислокации субъективности украинских женщин советского периода, когда, на первый взгляд, они делятся на два противоположных политических лагеря – советский и антисоветский – на уровне аффективного опыта обнаруживается динамическое единство, объединяющее неидентитарную женскую субъективность, бросающую вызов идентитарным стратегиям женской субъективации, которую традиционный женский субъект просто не может переносить, будучи неспособным выжить в этом потоке становления.[118]
Это трансформативная, подвижная жидкая структура номадической женской киборг-субъективности, способная мутировать, принимать любые формы и состояния в том числе «бытие в становлении».
В современной феминисткой теории такая высокая степень трансформативности и неидентитарности женской субъективности характеризуется как состояние постчеловеческого – трансгуманистической формы жизни, осуществляющейся в феминизированном будущем, в котором идентичность – «не более чем обуза» вследствие ее неустанной склонности к мимикрии (Люс Иригарэ) и в котором «квир-культура соединяется с постчеловеческой сексуальностью, безразличной к нормам морали» (Сэди Плант).[119] Ведущей феминистской стратегией в постчеловеческой или трансчеловеческой ситуации становится киборг-феминизм, связывающий преобразующий потенциал феминистских политик с освобождающими возможностями неантропологического пространства, провозглашающего конец эпохи картезианского «я» как уникальной мыслящей субстанции (служащей инструментом хватки патриархатного закона) и открывающего возможность множественных сексуальных и социальных идентичностей и стимулирующего изобретение новых социальных практик равенства и совместности.[120]
Феминистский субъект мыслится в теории киборг-феминизма по аналогии с фигурой киборга – полу-органического, полу-кибернетического феминистского гибрида (Дона Харауэй),[121] функционирующего как «новый вид целостности», как «подвижный альянс», реализующий «способность конструировать свою собственную свободу, любовь, собственные желания, переизобретать их, киборгизировать».[122] Киборг-феминистки призывают к новому – «безответственному феминизму», утверждающего случайность категории женского и множественность женских опытов. Цель этого нового феминизма – не становление субъектом, но становление монстром, вирусом, животным, слизью, аватаром. Как заявила Донна Харуэй: «Я скорее буду киборгом, чем богиней».[123]
Если обратиться в этом контексте к опыту СССР, обнаруживается, что идентификационные стратегии трансгуманистического и постчеловеческого эффективнее всего реализовывали представители так называемой номенклатуры – функционерки партии, комсомола, деятельницы советской науки и культуры и т.д.,
Анализ того, может ли субъект выжить в этом потоке и является ли точка зрения неидентитарного постчеловеческого актуальной угрозой для субъективности см.
См.