Роман Нелюбовича. Олег Велесов
ли не издеваясь надо мной, но голос её хотелось слушать.
– В некотором роде. Хотя мне больше нравится именовать себя «литератор». Старомодно, но в моём понимании писатель – это тот, кто зарабатывает на жизнь писательством. Пишет все эти бестселлеры и прочее. А я не зарабатываю, поэтому я – литератор.
– Оригинально.
– Что вы, какая оригинальность. Обычная дань реальности. Мне бы возможность, так я слово «писатель» вовсе запретил. Что оно, по сути, означает? Что человек что-то пишет. Но, извините, на заборе тоже пишут. Поэтому я бы вернул исконно русское название «сочинитель». Сразу понятно – человек сочиняет.
– А на заборах не сочиняют?
Я оценил её иронию.
– На заборах уже констатация свершившегося факта, к сочинительству это не имеет никакого отношения. То же самое можно сказать в адрес некоторых журналов и газет, особенно настенных.
– Интересное мнение. А где вы учились?
– Учился?
– Ну да. Школа, институт.
Я уже начал было возвращать себе былую уверенность, но своим вопросом она поставила меня в тупик. Где я учился… У меня весьма богатая учебная биография, начиная с детского сада и заканчивая моей любимой пожарной охраной, но ни одно из образовательных учреждений я не закончил. Хотя вру: армейскую школу я прошёл до конца – все два года.
– Ну… в школе, допустим, учился. Это имеет значение?
– В общем-то, нет, если не учитывать того, что вот уже минут пять вам делают знаки, а вы не замечаете. Если бы мои ученики были такие же невнимательные, я бы ставила им двойки.
Она кивнула в сторону стульев. В первом ряду у окна, полуобернувшись к нам, сидел Геннадий Григорьевич и лёгкими жестами руки пытался привлечь наше внимание. Я кивнул ему приветственно, хотя, признаюсь, мне сейчас было не до редактора и не до его знаков.
– Вы работаете учителем? – спросил я, вновь поворачиваясь к девушке.
– Великолепная проницательность.
– А по какому предмету?
– Русский язык и литература.
– Мой любимый предмет. Пригласите меня как-нибудь на урок, с удовольствием поприсутствую.
– Сейчас каникулы.
– Тогда после каникул.
Чем дольше мы говорили, тем меньше мне хотелось, чтобы этот разговор закончился, но, увы, всему приходит конец, и девушка вздохнула:
– Идите же наконец. Или вам будет плохо.
– Действительно, – согласился я, – нельзя заставлять ждать редактора газеты, особенно если у тебя есть на него планы.
Она улыбнулась, но промолчала, а я так и не понял, насколько она оценила мою очередную глупость.
Лавируя между стульев и уворачиваясь от обращённых ко мне вопросительных взглядов, я добрался до Геннадия Григорьевича.
– Знал, что вы придёте, – сказал он уверенно и указал на стул рядом. – Садитесь. Специально для вас занял.
Я сел. Вопросительные взгляды продолжали меня ощупывать. Я положил на колени сумку с ноутбуком, забарабанил по ней пальцами,