Рарок и Леса. Кае де Клиари
тайных операций касающихся разведки, контрразведки и борьбы с местной мафией, но никак не полководцем. Я думаю, Зигмунд меня просто пожалел и придержал своих бойцов, которые могли уничтожить нас всех до единого. Результатом было то, что Отдел расформировали, а с меня хотели снять голову, но у них не получилось.
– Сбежал? – спросил Механикус бодрым голосом, чтобы разрядить общее мрачное настроение.
– Можно сказать и так, – ответил Зиг. – Когда я сидел в тюряге и ожидал своей участи, Инци пришёл ко мне…
Леса что-то негромко вскрикнула, и Механикус незаметно встал позади неё, опасаясь, что девушка упадёт в обморок, так-как чувствовал, что её биохимический баланс близок к этому. Тем не менее, показатели Зига говорили, что он не лжёт, а потому стальной охотник спросил:
– Но… почему он сделал это?
– Не знаю. На мой взгляд, я не был достоин такой чести, тем более, что это я следил за соблюдением всех формальностей, в том числе и за тем, как на казнимого надевали вот такой вот венец.
– Как это было? – спросила Леса одними губами.
– Прозаичнее, проще и гаже, чем об этом говорят попы, – ответил Зиг. – Меня поставили командовать несколькими стражниками из совершенно другого подразделения, охранявшими палачей, в случае если кто-то захочет спасти казнимого. Но спасать его никто не собирался. Все немногочисленные сторонники Инци, имевшиеся в городе, к тому времени были схвачены и сидели в Центральной тюрьме. Понимаете, ведь тогда я совершенно не знал ни кто такой этот Инци, ни что он там проповедовал. Я мог судить лишь потому, как на него накинулась судейская сволочь. А это, видите ли первый признак невиновности – старание судейских всеми силами, праведными и неправедными загнобить человека. Поверьте, опыт у меня в таких делах имеется немаленький. Так вот, мне искренне было жаль беднягу. Я ведь посетил его несколько раз и разговаривал с ним. Его идеи показались мне абсурдными, ведь какое там может быть нестяжательство и какое добро… Это здесь-то! Но, всё равно мы тогда почти подружились. Я ведь до последнего не знал, что его казнят, и не только… Никого нельзя так истязать и казнить за проповеди, какого бы то ни было учения! Когда он висел там распятый над рыночной площадью, напротив окон тюрьмы, откуда его ученики могли его видеть, а внизу шла обычная торговля, и никто даже не поворачивал равнодушного рыла… В общем, я не выдержал и ударил его копьём, чтобы прекратить мучения. В точности так, как это здесь изображено…
Леса ахнула и закрыла рот ладошкой. Её глаза казалось, заполнили оставшуюся часть лица и утратили способность моргать. Механикус почувствовал, что девушка дрожит мелкой дрожью, как будто от холода.
– Да, – продолжил Зиг, – он снизошёл ко мне после поражения в битве, когда я сидел в тюрьме скованный по рукам и ногам. Уж я сам не знаю почему. Врядли в знак благодарности за жестокое милосердие. Скорее, из какого-то особого, одному ему ведомого сострадания. Но тогда именно он вывел меня на свободу, поставив только одно