Саша слышит самолёты. Премия имени Н. В. Гоголя. Даниэль Орлов
по бетонному полу. Сашенька подняла его и положила в карман куртки. Шла домой, опустив руки в карманы, и позванивала бубенчиком. Что же там, внутри этого металлического шарика с дырочками и ушком, за который бубенчик пришивают к колпаку? Что? Что звенит? Сашенька пыталась разглядеть, направив луч фонарика. Но тщетно.
А как он понравился кошке. Та гоняла его по квартире из комнаты в кухню, загоняла в угол, ложилась в засаде. И внутри что-то негромко звенело.
4
Из летнего лагеря Сашеньку забирал папа. Он приехал за три дня до окончания первой смены, во время тихого часа. Сашенька единственная из всех девочек спала, накрывши голову подушкой, чтобы не слышать щебетания подруг, обсуждающих мальчишек. Её первая чувственная история накануне закончилась трагедией. Объект мечтаний оказался подлецом, скотиной и дураком, ибо всё, что она писала ему в записках, украдкой передаваемых на вечерних построениях, стало достоянием сплетен всего отряда. Кто бы мог подумать, что в своём тщеславии этот на вид скромный парень раструбит о её чувствах каждому. А чувства эти начинались где-то внизу живота, проходили через сердце и бесстыже очерчивали счастливым румянцем щеки. Забравшись далеко за территорию лагеря, на берег Протвы, она гадала на маленькой замусоленной колоде и отчаянно рифмовала и рифмовала строки. Рифмы эти теперь передразнивались на полдниках мальчишками за соседним столом, вписывающими их в гаденькие неумелые дразнилки. Она не клялась себе «больше никогда и ни с кем», не кляла себя, но тем ни менее замкнулась, не желая выслушивать утешения подруг. Она не прятала глаза, вот-вот готовые опрокинуться слезами, но смотрела сквозь и над, различая лишь геометрию, но не краски, единожды потускневшие и ставшие необязательными в её маленьком горе. Сознание с охотой уходило в небытие сна, туда, где иллюзии не наказывались, а всё плохое случалось ненадолго. Воспитательница аккуратно потрогала Сашеньку за загорелый локоть: «Потоцкая, просыпайся, за тобой приехали. Одевайся быстренько и вещи свои собирай».
Сашенька выбежала из корпуса и сразу его заметила. Папа сидел на скамейке возле стола для пинг-понга, незнакомо осунувшийся и потускневший лицом. Сквозь его постоянный загар проступала шероховатая серость. Ссутулив плечи, он отрешённо смотрел за поединком вожатых, режущих кручёные от самой земли. Сцепленные сухие пальцы впились в ручку кожаного оранжевого портфеля, и руки его казались похожими на птичьи лапы. Да и в самой позе что-то было от нахохлившейся огромной птицы. Заметив Сашеньку, он словно вспорхнул и зашагал-полетел к ней своими огромными шагами.
– Надо ехать, Санька. У нас там… В общем, я договорился уже, можно прямо сейчас. Где чемодан-то твой?
– В чемоданной, за столовой, дядя Гена, – Сашенька смотрела на папу в упор, ожидая ещё слов. – Папа, что-то нехорошее случилось? Ведь так?
Папа поставил свой портфель