12 самых страшных тайн. Юлия Анатольевна Нифонтова
отважился лезть в глаза Шафрану. Потому что от него может зависеть вся моя жизнь. Я знаю, что он член приёмной комиссии в московском училище при консерватории. Я хотел показаться ему, просить совета. Понимаете для меня это очень, ОЧЕНЬ важно. Вы ведь вхожи в этот круг? Да?.. Умоляю, не откажите! Если только будет возможно… представьте меня Льву Валентиновичу.
Я была поражена, но не столько целеустремлённой решимостью Соловейчика, сколько тем, что даже я, отслеживающая каждый шаг своего эстрадного любимчика, не знала таких подробностей – Шафран журит в приёмной комиссии, да ещё он, оказывается, Валентинович.
– Ну, я постараюсь… Н-не знаю, конечно, кка-ак… – замямлила я, готовая расплавиться под палящим мольбой и надеждой взглядом.
Наш обоюдоконфузный диалог прервало явление вселенского масштаба. В нескольких метрах от нас из голубого тумана выткалась фигура Шафрана. Мы замолчали, подавившись словами. И как заворожённые смотрели на призрак оперы. Шафран Валентинович стоял в густой чёрной тени кулис, на самой кромке света и тьмы, готовясь окунуться в океан ярких лучей и всеобщего обожания. Со всех сторон полилась музыка, вполне сгодившаяся бы в качестве фонограммы для хора ангелов.
Вдруг Шафран, не видя нас, затерянных в полупрозрачных занавесях, привычно перекрестился, отточено заученным движением, как умеют только нищенствующие старушонки, что с заутрени до обедни обсиживают ступени храма. Затем трижды краткими выстрелами поцеловав кулон, Шафран приложил его на несколько секунд ко лбу. Мы с Соловейчиком смущённо потупились, будто случайно стали свидетелями некой крайне интимной сцены. Чтоб сгладить неловкую паузу, я уверенно и ободряюще шепнула на ухо юноши:
– Я сделаю все, что в моих силах. Обещаю.
Тем временем певец раскинул руки в стороны, как большая красивая птица свои большие красивые крылья. И полетел в свет…
– Эй! Ты чего тут весь концерт решила проторчать? Так вся жисть мимо пройдёт, – как чёртик из коробочки выскочила Китикэт, – Пошли скорее!
В течение представления я старалась сосредоточиться на ощущении счастья от нереальности происходящего и неотвратимо приближающейся сказки. Но меня почему-то бил мандраж, а в мыслях всё время всплывали огромные глаза Соловейчика, полные стоящих в них, но героически сдерживаемых слёз. Вот кому уж действительно было необходимо знакомство с заезжей звездой и протекция. Ведь, как известно область искусства в нашей стране – царство необъективности и беззакония, где пробивные бездари непременно оказываются на коне, посвящая всю зловредную жизнь делу отмщения за свою бездарность. К чему мне-то было так уж рваться в светлейшие покои?
Но всё же, когда к моему Шафрану на сцену лезли девки с цветами, внутри начинал нервно вошкаться омерзительный сколький ревнивый червячок-эгоист: «Ишь, попёрли! Малолетки тупорылые. Все до противности длиннющие да костлявые! И непременно к нему целоваться лезут. Но только я знаю, каким слоем у него грим наложен, и могу заранее