Смерть в душе. Жан-Поль Сартр
к ним спиной.
– Какая красотка, – ребячески заметил Ричи.
– У нее вид потаскухи, – с обидой буркнул Гомес.
Он почувствовал себя под этим взглядом грязным и потным. Она не потела. Ричи тоже был розовым и свежим в красивой белой рубашке, его вздернутый нос едва блестел. Красавец Гомес. Красавец генерал Гомес. Генерал склонялся над голубыми, зелеными, черными глазами, затуманенными трепетом ресниц; потаскуха увидела только маленького южанина с полсотней долларов в неделю, потеющего в костюме из магазина готового платья. «Она меня приняла за даго»[3]. Тем не менее он посмотрел на красивые длинные ноги и снова покрылся потом. «Четыре месяца, как я не имел женщины». Когда-то желание пылало сухим солнцем у него в животе. Теперь красавец генерал Гомес упивался постыдными и тайными вожделениями зрителя.
– Сигарету хочешь? – предложил Ричи.
– Нет. У меня горит в горле. Лучше б выпить.
– У нас нет времени.
Он со смущенным видом похлопал его по плечу.
– Попытайся улыбнуться, – сказал он.
– Что?
– Попытайся улыбнуться. Если Рамон увидит у тебя такую физиономию, ты нагонишь на него страх. Я не прошу тебя быть подобострастным, – живо добавил он в ответ на недовольный жест Гомеса. – Войдя, ты приклеишь к губам совершенно нейтральную улыбку и там ее и забудешь; в это время ты можешь думать о чем хочешь.
– Хорошо, я буду улыбаться, – согласился Гомес.
Ричи участливо посмотрел на него.
– Ты тревожишься из-за сына?
– Нет.
Ричи сделал тягостное мыслительное усилие.
– Из-за Парижа?
– Плевать мне на Париж! – запальчиво выкрикнул Гомес.
– Хорошо, что его взяли без боя, правда?
– Французы могли его защитить, – бесстрастно ответил Гомес.
– Ой ли! Город на равнине?
– Они могли его защитить. Мадрид держался два с половиной года…
– Мадрид… – махнув рукой, повторил Ричи. – Но зачем защищать Париж? Это глупо. Они бы разрушили Лувр, Оперу, собор Парижской Богоматери. Чем меньше будет ущерба, тем лучше. Теперь, – с удовлетворением добавил он, – война закончится скоро.
– А как же! – насмешливо подхватил Гомес. – При таком ходе событий через три месяца воцарится нацистский мир.
– Мир, – сказал Ричи, – не бывает ни демократическим, ни нацистским: мир – это просто мир. Ты прекрасно знаешь, что я не люблю гитлеровцев. Но они такие же люди, как и все остальные. После завоевания Европы у них начнутся трудности, и им придется умерить аппетиты. Если они благоразумны, то позволят каждой стране быть частью европейской федерации. Нечто вроде наших Соединенных Штатов. – Ричи говорил медленно и рассудительно. Он добавил: – Если это помешает вам воевать предстоящие двадцать лет, это уже будет достижением.
Гомес с раздражением посмотрел на него: в серых глазах была огромная добрая воля. Ричи был весел, любил человечество, детей, птиц, абстрактное искусство; он думал, что даже с грошовым разумом все конфликты будут разрешены. Он не особенно почитал эмигрантов