Екатерина Великая. Владычица Тавриды. София Волгина
он взялся, сей бродяга? – вдруг как-то спросил Потемкин, ловко натягивая на себя полотняную рубашку. – Любопытная он, однако, личность…
– Что и говорить, трудно быть любопытнее. Обыкновенный донской казак, с тех же мест, что и Стенька Разин. Он был переселен в числе пятисот семей в город Моздок, служил в Моздокском казачьем полку, был даже избран атаманом, но за какие-то промашки был арестован и содержался там в тюрьме, откуда бежал.
Екатерина замолчала.
Нахмурив брови, Потемкин медленно промолвил:
– Ловок сей казак… Мо-з-д-о-к. Крепость основанная, кажется, в семьсот шестьдесят третьем, основное население – грузины, армяне, черкесы, осетины, греки.
– Вот-вот, потому и переселили туда русские семьи.
– Хм, бежал, стало быть… Куда же стража смотрела?
Екатерина, сделав недовольную гримасу, промолчала.
Не прошло и недели с начала их отношений, как Потемкин за обедом заговорил о своем членство в Государственном Совете. Он так и заявил:
– Думаю, как близкое тебе лицо, я вполне могу занять место в Государственном Совете. Человек я вполне знающий и имеющий опыт для оной должности.
Такое заявление озадачило императрицу, тем паче, что предыдущие ее любимцы таких притязаний не имели. Ее попытку уговорить его не спешить, понеже он еще малоизвестен, не успел зарекомендовать себя на государственной службе, Потемкин выслушал, недовольно хмурясь.
– Стало быть, так, – сказал он непререкаемым голосом, – ты мне доверяешь или нет?
Екатерина растерянно кивнула:
– Доверяю…
– А раз доверяешь, то никто не может мне помешать служить тебе и отечеству. Ужели не так? – он, слегка отстранившись, пытливо посмотрел на Екатерину.
– Но, Гришенька, чего тебе стоит подождать немного, пусть все-таки люди обвыкнут, что ты… мой… любимец.
Григорий отвернулся. Екатерина поцеловала его в плечо, пытаясь примириться – потянула за руку, но Григорий не отвечал. Потом все же повернулся, но лицо было угрюмым и неприветливым.
И как Екатерина не старалась расшевелить его, он лишь хмурился, пока она, заплакав, не ушла к себе в спальню. Он и не подумал идти за ней. Через минут десять, она получила от Потемкина записку, где он пенял ей, что он не знает, кто и что у нее теперь на уме. Ему непонятно, что его ждет, каковое место он занимает при ней и дворе. Опешивши, Екатерина не знала, что учинить, дабы успокоить его и вернуть к себе.
Потемкин обожал русскую баньку. Тем паче, что в мыленке императрицы был широкий диван, на котором можно было отдохнуть после парной бани.
– Каковое же сие удовольствие распариться, разнежиться и отдохнуть рядом с любезной голубкой своей, – говорил он ей утром, придя к ней в спальню во время одевания. – Сегодни же прикажите, государыня, топить мыленку, ох и попаримся мы там от души!
Екатерина, смотревшая на него в зеркало, порозовела. Живое ее воображение уже нарисовало себе картину в баньке, где они вдвоем.
– Непременно,